Петрановская о детских садах: Детский сад, необходимый и ужасный? (Петрановская) — запись пользователя Alena (id1080737) в дневнике – стоит ли ребенку идти в детский сад

Содержание

стоит ли ребенку идти в детский сад

Еще до рождения ребенка у родителей встает вопрос — отдавать ли малыша в детский сад? С одной стороны, он будет более самостоятельным, сможет легче адаптироваться к школе, а родители будут больше заниматься своими делами. А с другой — есть же бабушка, она лучше присмотрит, вкуснее накормит, да и ребенок бранных словечек не нахватается. Редакция «360» побеседовала с детскими психологами и попыталась разобраться, стоит ли отдавать ребенка в детский сад, и если да, то как избежать проблем и ошибок.

Фото: Игорь Зарембо/РИА Новости

Не торопитесь «пристроить» ребенка

Как только ребенок немного подрастет, многие родители стремятся побыстрее отдать его в ясли или детский сад. Причины могут быть разными — от желания поскорее вернуться к работе до «они педагоги, им виднее». Однако детский педагог и психолог Татьяна Шишова считает, что спешить с отправлением в сад ни в коем случае нельзя, иначе вместо гармонично развитого вы рискуете получить проблемного ребенка.

«Если у семьи есть возможность в первые годы жизни, а лучше до школы — самим заниматься ребенком, то лучше семьи ничего для ребенка нет. Тем более сейчас полно всяких студий, кружков, секций для дошкольников, так что развитие можно обеспечить весьма разностороннее», — считает Шишова.

По ее словам, совсем маленьком ребенку важнее не социализация, а родительское тепло, чувство семейного очага, ощущение дома — для укрепления привязанности, о которой так много говорят психологи.

Многие дети от раннего похода в детсад страдают — они еще бывают совершенно не готовы ни физически, ни психологически. Многие начинают болеть, становятся нервными. У них развивается протестное поведение, истеричность, страх чего-то нового. Я и мои коллеги часто сталкиваемся с тем, что у малыша начались проблемы именно после того, как его отдали в детский сад.

Фото: Игорь Зарембо/РИА Новости

Учитывайте темперамент и особенности развития

Если ребенок проявляет активность и желание общаться, то, вероятно, он готов к распорядку и частому общению с другим детьми, считает Шишова. Обычно такое наступает в возрасте четырех с половиной-пяти лет, но ситуация индивидуальна.

«Есть такие дети, которым становится скучно дома. Чаще это бывает не в три года, а позже, когда ребенок уже хочет общаться и иметь друзей. Если ребенок „дозрел“, то можно отдавать в детский сад», — говорит Шишова.

Другой психолог и педагог Людмила Петрановская согласна, что нужно обращать внимание на темперамент ребенка, на его желание общаться. Если это желание слабо выражено — не нужно навязывать общение.

«Есть дети очень застенчивые, интровертированные. Для них просто пребывание в группе, где детей много, где постоянно шумно, где он все время должен быть вовлечен в какую-то совместную деятельность, оказывается слишком большой нагрузкой. Вообще это не значит, что такого ребенка нужно запереть дома: для таких детей могут быть оптимальны мини-детские сады с небольшими группами, где он может хорошо всех знать, со всеми постепенно сблизиться», — рассказывает Петрановская.

Фото: Игорь Зарембо/РИА Новости

Найдите по-настоящему хорошего воспитателя

По мнению Петрановской, одним из ключевых критериев для подбора детского сада является хороший воспитатель. Если воспитатель груб и не слишком любит работать с детьми, то хороший ремонт и новые игрушки вряд ли спасут ситуацию.

«Сейчас детские сады больше ориентированы на родителей, на их пожелания и особенности воспитания. Но по-прежнему все очень сильно зависит от личности воспитателя. Дети очень тонко чувствуют, нравится ли им общаться с детьми или нет. Бывает, воспитатель просто „отбывает“ рабочее время — детей будет тошнить. Если воспитатель добрый и заботливый — дети быстрее привыкают и лучше себя чувствуют», — считает педагог.

Если вы заняты, но не можете найти хорошего воспитателя, тогда лучше воспользоваться услугами няни или оставлять ребенка с бабушкой, полагает Петрановская.

Другими словами, если сад вызывает у вас малейшее недоверие и вы думаете, что к ребенку будет недостойно относиться или он «напитатается чем-то дурным» — поищите другой вариант.

Фото: Игорь Зарембо/РИА Новости

Дайте детям больше свободы

Обучение в детском саду осуществляется по определенным правилам, но порой воспитатели «перегибают палку», стараются стандартизировать детей, лишая их свободы и не обращая внимания на их особенности. Это совершенно недопустимо, считает Петрановская.

«Главный минус детских садов в том, что они пытаются все время детьми заниматься, не оставляя им время для ролевой игры. Необходима свободная ролевая игра в безопасной обстановке под присмотром взрослых — но без тотального контроля, без регламентации. Не нужно, чтобы все делали одно и то же по команде. С этим беда сейчас», — говорит педагог.

Шишова отмечает, что баланс контроля и свободы действительно необходим.

Детей не стоит во всем ограничивать и пытаться делать их одинаковыми, но и слишком много свободы в семье тоже может привести к проблемам. Например, ребенок вырастет избалованным и не будет уметь или хотеть делать совершенно элементарные вещи — одеваться, соблюдать гигиену и убирать за собой.

«Такое может произойти под влиянием семьи, под действием излишней опеки. Но под влиянием детского коллектива он начинает быть более самостоятельным», — заключает Шишова.

Детский сад, необходимый и ужасный? (Петрановская)

Копирую по просьбам трудящихся в декрете 😉

Из книги «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка».

В некоторых семьях вопрос, отдавать в сад или нет, не стоит, просто потому, что нет другого выхода: маме надо идти на работу. В других необходимости такой нет, но есть давление старшего поколения и социума, которые твердят о необходимости для ребенка «социализации», без которой «потом будет трудно в школе». Такие семьи часто мучительно размышляют и даже ссорятся на тему: отдавать в сад или нет. А некоторые и на консультацию приходят с этим вопросом.

Для начала важно понимать, что сама необходимость отдавать ребенка в учреждение вызвана нашим образом жизни — жизнью в больших городах с работой далеко от дома. До эпохи урбанизации и эмансипации проблемы не возникало вовсе: дети, находящиеся на стадии развития привязанности, которую мы назвали «под присмотром», действительно были просто под присмотром взрослых, занимаясь своими детскими делами или по мере сил помогая родителям по хозяйству. Все это не требовало драматического разлучения с родителем на весь день, и «социализация» — то есть умение общаться с людьми не из своей семьи — приобреталась сама собой, в процессе игр, ссор и примирений с соседскими детьми. Сейчас так не получается у большинства людей: выпустить ребенка играть во двор одного невозможно, с ним непременно кто-то из взрослых должен «гулять» — то есть ничего другого в это время не делать. Сочетать работу, приносящую деньги, с присмотром за своим ребенком-дошкольником могут только очень немногие, те, кто работает вне офиса и по свободному графику. Поэтому искать ответ на вопрос «необходим ли на самом деле детский сад ребенку для развития» нет смысла. Программой развития ребенка такая искусственная форма воспитания не предусмотрена. Дети тысячелетиями вырастали без всяких детских садов. И возникли они не как форма «дошкольного образования, развития и социализации», а просто как детохранилища — чтобы отпустить матерей к станкам и кульманам. Да, старшее поколение не представляет, как можно иначе, но история человечества однозначно утверждает, что вполне можно.

Другая крайность — представлять детский сад каким-то безусловным злом. Он становится злом, если неизбежен и обязателен для всех, как становится злом любое насилие над интимной, семейной сферой жизни. Но как услуга и возможность он злом не является, и если у семьи есть необходимость отдать ребенка в детский сад — ничем непоправимым и ужасным это не обернется, при условии, что услуга эта качественная, что в данном случае означает: ребенок в саду будет чувствовать себя хорошо. Не «социализирует-ся» или «подготовится к школе», а просто будет чувствовать себя хорошо, что бы это ни значило для вашего конкретного ребенка. Условием этого, как мы уже понимаем, может быть достаточная защита и забота со стороны взрослого, готовность садика и воспитателей отвечать на потребности детей, учитывать их чувства и состояния.

Способность присваивать роли, о которой шла речь выше, проявляется и в том, что после 4 лет ребенку легче принимать заботу чужого взрослого, если тот будет представлен родителями как свой «заместитель» — например, воспитательница в детском саду. Если она дает ребенку понять, что он может рассчитывать на защиту и заботу с ее стороны, у него постепенно включаются доверие и следование, и ему может быть достаточно комфортно с таким заместителем.

Конечно, если вместо этого он встречается с насилием, равнодушием или инфантильным поведением, спокойно ему не будет. Как и в том случае, когда воспитатель не желает быть заместителем, а ведет себя так, словно он важнее родителей, пытается доминировать над ними, поучать, выговаривать им. Некоторые сотрудники детских учреждений, похоже, искренне уверены, что это дети и родители существуют для того, чтобы садик хорошо работал, а не наоборот.

Поэтому, выбирая для ребенка детский сад и группу, важно смотреть не столько на оборудование и расписание развивающих занятий, сколько на личность воспитательницы. Как она с детьми разговаривает, вступает ли в личный контакт, смотрит ли в глаза, обнимает ли, внимательна ли к состоянию ребенка, а не только к его поведению? Нравятся ли ей дети, может ли она привлечь их внимание и вызвать у них следование, не прибегая к насилию, весело и доброжелательно? Сколько вообще детей приходится на одного воспитателя? Даже педагогический гений не сможет удержать достаточно личный контакт с группой из двадцати пяти четырехлеток. Не загружен ли воспитатель сверх меры делами, не связанными с детьми: заполнением бумаг, наведением стерильной чистоты, подготовкой к занятиям? Ведь для ребенка все устроено просто: нет личного контакта с постоянным взрослым — здравствуй, стресс. Именно от отношений воспитателя с детьми прежде всего зависит, будет ли ребенку в саду хорошо. Ну, и конечно, очень важно, чтобы воспитательница нравилась родителям, чтобы они сами чувствовали к ней доверие, если нет — ребенок это всегда интуитивно считает и будет в стрессе уже заранее.

Есть среди сегодняшних родителей люди, очень сильно травмированные опытом собственного пребывания в детском саду. Я тоже к ним отношусь — вспоминаю детский сад как кошмар, с насильственным кормлением, пыткой дневным сном, орущим персоналом и унизительными наказаниями. Поэтому старшего ребенка отдавать в сад я совсем не хотела — как же можно моего нежного мальчика — в такой ужас? К счастью, у нас была бабушка, и оставить его дома было возможно; они гуляли, он много играл, во дворе было пара приятелей, ходили на одну развивалку — этого хватало.

Однако с дочерью все оказалось иначе. Уже лет с трех она буквально бросалась на ограду соседних детских садов — стремилась к детям, играть. Так что в четыре с половиной мы ее в сад все же отдали — правда, в платный и лишь на полдня. И ей там очень нравилось, а заодно я немного подправила свой внутренний образ детского сада как чуть ли не концлагеря.

Я очень благодарна ее воспитательнице — немолодой, очень спокойной женщине, которая, казалось, никогда не обращалась к группе детей в целом — всегда к каждому лично, глядя в глаза, называя по имени, а то и положив руки на плечи, чтобы удержать внимание ребенка. Дети явно доверяли ей и слушались, в группе не было скандалов и драк, но полностью мы оценили ее, когда она заболела и три недели не появлялась на работе. Заменяли ее не такие опытные и все время меняющиеся воспитатели, и группа быстро пошла вразнос, дети стали капризничать по утрам и не хотели идти в сад, а еще через несколько дней просто один за другим подхватили простуду и остались дома две трети группы. Как только «наша» воспитательница вернулась — всё за три дня наладилось, больше никто не просился домой и не болел.

Но и в этом действительно прекрасном садике я видела, как тяжело детям, которым еще не исполнилось трех (там были разновозрастные группы). Они выглядели потерянными, висели на воспитательницах, часто плакали или приходили в нездоровое возбуждение, носились и вопили, словно пытаясь выплеснуть стресс. Честно говоря, непонятно было, чем руководствовались их родители, ведь стоимость сада была примерно равна стоимости няни, которая занималась бы только одним ребенком в привычной для него домашней обстановке. Если все же речь идет о детском садике или яслях для самых маленьких, а в некоторых странах приходится отдавать детей в ясли уже в первые полгода, то важно, чтобы воспитатели, во-первых, были постоянными, не менялись как в калейдоскопе, а во вторых, чтобы на каждого взрослого приходилось не больше трех-четырех младенцев, чтобы детей могли таскать на руках, разговаривать с ними, неспешно и ласково мыть, кормить, укладывать. Тогда воспитатель входит в круг привязанностей ребенка, и он может чувствовать себя в яслях относительно спокойно.

Но и в самых прекрасных условиях с добрыми воспитателями ребенок, конечно, будет скучать по маме, а если он в саду подолгу, а сад формата «вас много, а я одна», — по сути, речь идет уже о недостатке заботы и контакта со взрослым, о состоянии депривации , у которого могут быть достаточно серьезные последствия.

В том же чешском фильме, о котором я писала выше, есть сцена, впечатляющая до слез.

Ясли-пятидневка (напомню, в крупных промышленных городах социалистических стран они были обязательно и пользовались ими очень многие семьи). Вечер пятницы. За детьми начинают приходить родители. Они звонят в дверь, им открывают и выводят в прихожую их ребенка.

Крупным планом — группа малышей за столом. Воспитательница что-то с ними рисует, пытаясь занять. Они сидят в рядок и даже через экран чувствуется, как напряжены. Раздается звонок — и все дети вытягивают шейки, смотрят во все глаза на дверь с мучительной надеждой: за мной? мои? Нет, другие… Плечики повисают, глаза опускаются, губы депрессивно ползут вниз. И снова звонок — может быть, это мои? И снова все столбиком, слушают-смотрят — за кем? Кому-то повезло, и он, счастливый, полусмеясь-полуплача выходит из-за стола. А другие снова никнут.

Ничего особенного. Никто детей не обижает. Воспитатели явно заботливы, и вообще все хорошо — вот-вот придут родители. Но невозможно смотреть. А ведь дети так жили — каждую неделю, каждый день.

А как же «социализация» и «подготовка к школе»? К сожалению, на постсоветском пространстве у этого слова часто есть и еще один, довольно зловещий смысл: заранее «обтесать» ребенка под функционирование в качестве «воспитанника учреждения». Приучить его терпеть стресс от пребывания в большой группе без своего, защищающего взрослого, натренировать на отключение от собственных чувств и потребностей ради того, чтобы не выбиваться из группы. Неслучайно в устах учителей начальной школы «ну, вы же в сад не ходили» звучит часто как претензия: почему ребенок не обтесан заранее, почему он слишком ребенок, слишком живой. И вот такая «социализация», даже если она неизбежна, пусть случится как можно позже, когда у ребенка будет больше ресурсов, чтобы сохранить себя в любых условиях. Когда нам показывают «детсадовского» ребенка, который быстро привык к школе, в отличие от домашнего, который то плачет, то нарушает правила, то отказывается туда идти, это на самом деле значит только одно — весь тот стресс, который сейчас переживает домашний, его садовский сверстник пережил несколько лет назад — будучи младше и беззащитнее. Тогда, может, будем сразу из роддома в армию отдавать — пусть уж привыкнет, зато потом будет легко?

NВ! На вопрос про детский сад нет одного для всех ответа. Дети разные, ситуации в семьях разные, сами детские сады разные. Обязанность родителей — все эти факторы оценить и ответственно принять решение, взвесив плюсы и минусы.

Если относиться к садику именно как к услуге для родителей, а не к учреждению, призванному воспитывать и формировать ваших детей, многое встает на место. Такая длительная игровая комната. Магазин хочет, чтобы вы спокойно и с удовольствием покупали, а общество хочет, чтобы вы работали. Удобно оставить в игровой ребенка, выбирая мебель? Конечно, если для ребенка это в удовольствие или как минимум безопасно, а вам нужно иметь свободные руки и голову. Удобно пользоваться детским садом? Да, при тех же условиях.

Никакого другого, высшего педагогического, смысла в истории с детским садом нет. И если вам это не нужно, или ребенок очень не хочет, или достаточно хорошего сада не нашлось — он ничего важного для развития не потеряет.

Только очень проблемная семья, в которой родители совсем не занимаются детьми, может дать им меньше, чем стандартный детский сад.

Если под социализацией имеется в виду общение со сверстниками, ролевые игры с ними, то не во всяком детском саду для этого много возможностей, может быть, игровая комната в ИКЕЕ, дача или ближайший сквер с постоянной компанией гуляющих мам с детьми дадут вашему ребенку не меньше.

К собственно обучению, к совершено новым по сути отношениям не с временно исполняющим обязанности родителя, а наставника, ребенок будет готов чуть позже, после следующего кризиса.

НУЖЕН ЛИ РЕБЕНКУ ДЕТСКИЙ САД

Найденная Наташей на просторах соцсетей статья меня немного заинтересовала.
Довольно интересный взгляд на раннюю социализацию. С которым я, разумеется, не согласна.
Тем не менее, тема мне интересная, так что сама статья под катом, а после нее мои размышлизмы

НУЖЕН ЛИ РЕБЕНКУ ДЕТСКИЙ САД: МНЕНИЯ ПСИХОЛОГОВ

📌 Гордон Ньюфелд, доктор наук, основатель собственного института в Канаде, автор книги «Не упускайте своих детей», переведенной на 10 языков, утверждает:

«Преждевременная социализация всегда считалась самым большим злом в воспитании детей… Когда детей слишком рано помещают вместе, прежде чем они могут быть самими собой, они становятся такими же, как все, и это ломает их индивидуальность, а не оттачивает ее».

По мнению доктора Ньюфелда, способность к здоровым отношениям с людьми закладывается у ребенка в первые шесть лет жизни.

«Это – основа всего, – говорит он. – К пятому году жизни, если все протекает непрерывно и безопасно, начинается эмоциональная близость. Ребенок отдает свое сердце тому, к кому он привязан, и это – невероятно важно… Самое главное – это установить сильные и глубокие эмоциональные связи с теми, кто воспитывает ребенка. И на этом должен делаться акцент в нашем обществе. Если бы мы это делали, мы бы посылали наших детей в школу позже, а не раньше».

📌 Людмила Петрановская, семейный психолог, писатель, лауреат Премии Президента РФ в области образования, член Ассоциации специалистов семейного устройства «Семья для ребенка», в своей книге «Привязанность – тайная опора» пишет:

«Если относиться к садику именно как к услуге для родителей, а не к учреждению, призванному воспитывать и формировать ваших детей, многое встает на место. Такая длительная игровая комната. Магазин хочет, чтобы вы спокойно и с удовольствием покупали, а общество хочет, чтобы вы работали. Удобно оставить в игровой ребенка, выбирая мебель? Конечно, если для ребенка это в удовольствие или как минимум безопасно, а вам нужно иметь свободные руки и голову. Удобно пользоваться детским садом? Да, при тех же условиях.

Никакого другого, высшего педагогического, смысла в истории с детским садом нет. И если вам это не нужно, или ребенок очень не хочет, или достаточно хорошего сада не нашлось – он ничего важного для развития не потеряет.

Только очень проблемная семья, в которой родители совсем не занимаются детьми, может дать им меньше, чем стандартный детский сад.

Если под социализацией имеется в виду общение со сверстниками, ролевые игры с ними, то не во всяком детском саду для этого много возможностей, может быть, игровая комната в ИКЕЕ, дача или ближайший сквер с постоянной компанией гуляющих мам с детьми дадут вашему ребенку не меньше».

📌 Ирина Млодик, известный психолог и психотерапевт, кандидат психологических наук, председатель Ассоциации психологов-практиков «Просто Вместе», в своей книге под названием «Книга для неидеальных родителей, или Жизнь на свободную тему» пишет:

«Детский сад. Как много в этом звуке… для каждого чего-то своего. Много чудесных воспоминаний, удивительных открытий, негативных чувств, психологических травм и много всего прочего связано с каждой услышанной детской историей. Для кого-то детский сад был раем, где было увлекательно, интересно, много друзей, игрушек и приключений. Для кого-то — череда унижений, почти концлагерных приемов воспитателей, болезней, стыда и тоски по маме. Для большинства детский сад — место, куда не очень хотелось идти, было непросто, случались как разные инциденты и трудности, так и радостные открытия и вполне веселые мероприятия. У меня нет ни резко отрицательного отношения к детскому саду, ни радужно-положительного. Я знаю одно: по достижении трех лет (плюс-минус полгода) детский сад ребенку нужен. Но вы правы: хороший детский сад.

<…> Когда родители задают мне вопрос «Отдавать ребенка в садик или не отдавать?», я отвечаю: «Решать вам. К тому же все в большой мере зависит от садика. От того, как там все устроено и каково отношение к детям». И это, конечно, не про серебряные игрушки, собственный бассейн и икру на обед, это об уважительном отношении к ребенку».

📌 Владимир Леви, кандидат медицинских наук, советский и российский писатель, врач-психотерапевт и психолог, автор книг по различным аспектам популярной психологии, посвятил детскому саду целую главу своей книги «Новый нестандартный ребенок»:

«…Но страшнее всех картинка самая первая: меня оставляют. Удаляются уводимые в неизвестность брат и сестра… Спина и вполоборота лицо уходящей мамы…

Чужое вокруг все, незнакомое, все сереет, чернеет, ужас беспомощного одиночества, предательство бытия…

Знаю теперь — это переживание не сверхобычно, не уникально нисколько. Травму такую получает каждый малыш, впервые на неопределенное для него время (для маленького и полчаса – почти вечность) внезапно оставляемый в резко чужой обстановке – да, каждый, даже предупреждаемый заранее…

Удар, сравнимый с ядерной бомбежкой, наносится по древнейшей психогенетической программе ребенка, почти со стопроцентной вероятностью предусматривающей возможность его выживания в первые годы жизни только в среде СВОИХ – в родительской семье или в разновозрастной стае родственников, достаточно малочисленных и постоянных, чтобы всех их, еще не отрываясь от матери, запомнить в лицо.

Так многие тысячи и миллионы лет было в Природе, такими нас сделала история нашего вида.

У очень многих детей – у меня тоже – безумный ужас первооставленности становится главной закладкой, основой всех последующих невротических страхов, зависимостей и депрессий, всего недоверия к жизни и самому себе. Бездна, однажды разверзшаяся, не сомкнется – только прикроется придорожными кустиками… <…>

Это нам, взрослым, кажется, что походить в садик годика три, ну год – не долго и не страшно. Все обеспечено, контроль полный… Это нам даже не кажется — знаем: не так. Вранье это, самообман наш, которым прикрываем свою вину перед ребенком…

Трехлетняя (возьмем в среднем) детсадовская пора жизни ребенка по истинной, внутренней продолжительности – ничуть не меньше, чем десяти-одиннадцатилетняя школьная. И гораздо значимее, чем, скажем, время пребывания в армии или в институте. В первые годы жизни каждый кусочек времени вмещает в себя столько переживаний, столько развития и препятствий ему, столько памяти и душевных ран, столько беззащитности, столько жестокой тупости взрослых!..»

От себя я имею вот что.

1. я тоже ревела первый год, когда меня вели в сад
но я этого не помню!
ключевое слово «не помню»
это означает, что настоящего стресса и шока и комплекса у меня не было
эмоция была, но она не запомнилась
даже больше — основная моя эмоция от детского садика — там было классно! и ревела я дважды — потому как уходить тоже не хотелось

2. мой сын совершенно ни разу не ревел в саду
впервые четкое «не хочу в садик» я услышала только в этом году, когда в группе была тяжелая психологическая обстановка, которая к счастью уже разрулилась
это означает, что я не доставила моему сыну стресс, отдав его в садик

3. из моего опыта работы в детском саду (а это как-никак 5 лет) я вынесла четкое понятие «если мама сомневается — ребенок не хочет»
90% детей ревут и не хотят в сад и испытывают при этом тот самый стресс, который запоминается на всю жизнь, именно потому, что они не чувствуют уверенности во взрослом
Дети, особенно дошкольники и ясельные прекрасно «ловят» малейшие сомнения взрослых и тут же ловко используют их себе на пользу
Это нормальное явление, это их так природа придумала — дети озабочены только тем, чтобы было только так как они хотят и желательно с конфетами )))
Если мама ведет ребенка в сад потому, что ей надо на работу, но ужасно по этому поводу переживет, каждый раз бьет себя по голове «я плохая мать», считает как же плохо деточке без мамы и испытывает жутчайшие угрызения совести — ребенок не станет любить сад, точнее — он не станет спокойно туда ходить
Если маме не надо никуда, она домохозяйка и вообще не имеет на день никаких планов (та-да, все посмотрели на меня), но при этом совершенно уверена, что отвести ребенка в садик — единственно правильное решение, ее ребенок будет «садиковским» и не станет испытывать те самые ужасные воспоминания во взрослой жизни
Это я не себя нахваливаю (хотя и не без этого), это я пытаюсь объяснить, что далеко не всегда дети рыдают и испытывают ужас от садика из-за того, что им там плохо.
Да, точно есть процентов 5 детей, которые просто от природы не готовы социализироваться раньше 5-6 лет. И процентов 5 детей с чисто психологическими отклонениями, которым нельзя в сад. Детей с медотводом (вроде моего брата с астмой) не учитываю. Но в подавляющем большинстве дети склонны к объединению в коллектив лет с 3-4. 2 года — реально для большинства еще рано, а вот после трех сознание ребенка уже готово к следованию за коллективом.

Самое главное.
Очевидно, что в большинстве случаев дети не хотят идти в садик потому, что дома им лучше. Но не так лучше как думают их взволнованные мамы. Им там проще — никто ничего не заставляет, никаких правил, делай что хочешь, а с тобой еще и поиграют. Там куча игрушек, которые не надо ни с кем делить, там нет невкусной еды, а если поныть так еще и не будут заставлять что-то есть, там можно баловаться и кричать, там нет других детей, с которым надо как-то выстраивать отношения. И там есть мультики, планшеты, лего…
Но неужели это хорошо — когда ребенок убегает от социального поведения к индивидуальному, от трудностей к легкому существованию?
Мое твердое убеждение в том, что дети — социальные и коллективные существа. Категорическое большинство. Пока я еще ни разу не встретила ребенка, которому не нравится играть со всеми вместе, повторять хором, действовать по указке.
Сколько раз на наших экскурсиях я видела, как дети-индивидуалисты, никогда никого не слушавшиеся, вдруг становились обычными детьми, тянущими руку и хором декламирующими стихи.
Сколько раз дети-скромняги, дети-буки бросали мамину руку и шли в компанию к тёте Кате.
Сколько раз на детской площадке мне буквально двух-трех слов было достаточно, чтобы увлечь совершенно незнакомых мальчишек в совместную игру с Темкой и они, незнакомые и разновозрастные, тут же принимались смотреть мне в рот в ожидании новых указаний.
Маленький эпизод. Как-то во время моей работы в саду затянулось совещание у заведующей и дети (тогда средняя группа) до самой прогулки остались одни. Ну как одни — со мной, ведь в том время оставить всю группу на помощника воспитателя было запросто. Первые минут 10 дети играли. Вторые минут 10 дети бесились. Наконец начался шум, и я громовым голосом усадила всех за столы рисовать. Еще минут 10 дети пытались рисовать. И, наконец, я поняла, что за столами творится какая-то фигня. Лет мне было 20, в голове было пустовато, поэтому я просто выдала всем по половинке А4, встала в центре и стала говорить, что делать, придумывая задания на ходу. Сначала мы складывали листочки, чтобы разделить их на 4 части. Потом каждую часть закрашивали разным цветом. Потом на обороте рисовали разные фигуры…. Ну а потом пришли воспитатели ))))
Но тогда я увидела очень четко, что в таком возрасте дети еще не самоорганизованны и поэтому им просто нужен коллектив и глава этого коллектива.

И еще.
В избегании детского сада я вижу еще один минус — ребенок перестает ценить дом, свои игрушки и, главное — он перестает ценить общение с мамой. Получая мамино внимание каждый день, ребенок все больше воспринимает маму как еще одну игрушку. Нет, это я не утрирую и это не плохо, это нормально. Всем прекрасно известен тот факт, что чем меньше времени мама проводит с ребенком, тем крепче его любовь к ней, тем сильнее он ценит малейшие проявления ее внимания. Мама, которая всегда рядом становится очевидной реальностью, как солнце или обед. Любовь к ней не концентрируется, а растворяется во множестве других приятных моментов. И много лет спустя у взрослого человека не будет этих ярких воспоминаний — мама забирает меня со школы, мама приехала на дачу, мама варит суп, мама шьет, мы с мамой пошли на площадку… Потому что у него никогда не было ощущения чуда от того, что мама появляется в его жизни.

Да, действительно для ребенка это стресс, когда мама уходит, когда за ней закрывается дверь и кажется, что навсегда. Но тем, что через какое-то долгое для него и короткое для нас время мама возвращается, мы приучаем наших детей к тому, что отпускать мамину руку не страшно, что идти куда-то одному не страшно, что начинать что-то новое не страшно. Мы показываем ему, что он сильный — он может быть без мамы. Что он самостоятельный — он может обслуживать себя сам. Мы учим его уверенности в себе, помогаем сделать первый шаг к тому, чтобы стать взрослой личностью. А не тем самым «маменькиным сынком», который и в 20 лет не сможет сделать себе яичницу.
А еще мы дарим ему такую важную, бесконечно важную мысль — мама всегда вернётся.


ПиЭс: если честно, я не знаю, почему мой сын спокойно пошел в садик и ни разу не ревел «не хочу» (слезы от недосыпа не в счет). Возможно, ему было ужасно скучно со мной дома. Возможно, я настолько жестокая и деспотичная мать, что в садике было легко и просто. Возможно, я настолько хорошо понимала, зачем отдаю ребенка в садик, что и сам ребенок это чувствовал. Возможно, мне просто попался «садиковский» ребенок.

Дети тысячелетиями вырастали без всяких детских

Экология жизни. Дети: Всем ли детям необходим детский сад и возможна ли социализация и развитие без него? Публикуем отрывок из книги…

Всем ли детям необходим детский сад и возможна ли социализация и развитие без него?

В некоторых семьях вопрос, отдавать в сад или нет, не стоит, просто потому, что нет другого выхода: маме надо идти на работу. В других необходимости такой нет, но есть давление старшего поколения и социума, которые твердят о необходимости для ребенка «социализации», без которой «потом будет трудно в школе». Такие семьи часто мучительно размышляют и даже ссорятся на тему: отдавать в сад или нет. А некоторые и на консультацию приходят с этим вопросом.

Людмила Петрановская: Дети тысячелетиями вырастали без всяких детских садов

Для начала важно понимать, что сама необходимость отдавать ребенка в учреждение вызвана нашим образом жизни – жизнью в больших городах с работой далеко от дома.

До эпохи урбанизации и эмансипации проблемы не возникало вовсе: дети, находящиеся на стадии развития привязанности, которую мы назвали «под присмотром», действительно были просто под присмотром взрослых, занимаясь своими детскими делами или по мере сил помогая родителям по хозяйству.

Все это не требовало драматического разлучения с родителем на весь день, и «социализация» – то есть умение общаться с людьми не из своей семьи – приобреталась сама собой, в процессе игр, ссор и примирений с соседскими детьми.

Сейчас так не получается у большинства людей: выпустить ребенка играть во двор одного невозможно, с ним непременно кто-то из взрослых должен «гулять» – то есть ничего другого в это время не делать. Сочетать работу, приносящую деньги, с присмотром за своим ребенком-дошкольником могут только очень немногие, те, кто работает вне офиса и по свободному графику.

Поэтому искать ответ на вопрос «необходим ли на самом деле детский сад ребенку для развития» нет смысла. Программой развития ребенка такая искусственная форма воспитания не предусмотрена.

Дети тысячелетиями вырастали без всяких детских садов. И возникли они не как форма «дошкольного образования, развития и социализации», а просто как детохранилища – чтобы отпустить матерей к станкам и кульманам.

Да, старшее поколение не представляет, как можно иначе, но история человечества однозначно утверждает, что вполне можно.

Людмила Петрановская: Дети тысячелетиями вырастали без всяких детских садов

Другая крайность – представлять детский сад каким-то безусловным злом. Он становится злом, если неизбежен и обязателен для всех, как становится злом любое насилие над интимной, семейной сферой жизни. Но как услуга и возможность он злом не является, и, если у семьи есть необходимость отдать ребенка в детский сад – ничем непоправимым и ужасным это не обернется, при условии, что услуга эта качественная, что в данном случае означает: ребенок в саду будет чувствовать себя хорошо.

Не «социализируется» или «подготовится к школе», а просто будет чувствовать себя хорошо, что бы это ни значило для вашего конкретного ребенка. Условием этого, как мы уже понимаем, может быть достаточная защита и забота со стороны взрослого, готовность садика и воспитателей отвечать на потребности детей, учитывать их чувства и состояния.

Способность присваивать роли, о которой шла речь выше, проявляется и в том, что после 4 лет ребенку легче принимать заботу чужого взрослого, если тот будет представлен родителями как свой «заместитель» – например, воспитательница в детском саду. Если она дает ребенку понять, что он может рассчитывать на защиту и заботу с ее стороны, у него постепенно включаются доверие и следование, и ему может быть достаточно комфортно с таким заместителем.

Конечно, если вместо этого он встречается с насилием, равнодушием или инфантильным поведением, спокойно ему не будет. Как и в том случае, когда воспитатель не желает быть заместителем, а ведет себя так, словно он важнее родителей, пытается доминировать над ними, поучать, выговаривать им.

Некоторые сотрудники детских учреждений, похоже, искренне уверены, что это дети и родители существуют для того, чтобы садик хорошо работал, а не наоборот.

Поэтому, выбирая для ребенка детский сад и группу, важно смотреть не столько на оборудование и расписание развивающих занятий, сколько на личность воспитательницы. Как она с детьми разговаривает, вступает ли в личный контакт, смотрит ли в глаза, обнимает ли, внимательна ли к состоянию ребенка, а не только к его поведению? Нравятся ли ей дети, может ли она привлечь их внимание и вызвать у них следование, не прибегая к насилию, весело и доброжелательно? Сколько вообще детей приходится на одного воспитателя?

Даже педагогический гений не сможет удержать достаточно личный контакт с группой из двадцати пяти четырехлеток. Не загружен ли воспитатель сверх меры делами, не связанными с детьми: заполнением бумаг, наведением стерильной чистоты, подготовкой к занятиям? Ведь для ребенка все устроено просто: нет личного контакта с постоянным взрослым – здравствуй, стресс.

Именно от отношений воспитателя с детьми прежде всего зависит, будет ли ребенку в саду хорошо. Ну, и конечно, очень важно, чтобы воспитательница нравилась родителям, чтобы они сами чувствовали к ней доверие, если нет – ребенок это всегда интуитивно считает и будет в стрессе уже заранее.

Есть среди сегодняшних родителей люди, очень сильно травмированные опытом собственного пребывания в детском саду. Я тоже к ним отношусь – вспоминаю детский сад как кошмар, с насильственным кормлением, пыткой дневным сном, орущим персоналом и унизительными наказаниями. Поэтому старшего ребенка отдавать в сад я совсем не хотела – как же можно моего нежного мальчика – в такой ужас? К счастью, у нас была бабушка, и оставить его дома было возможно; они гуляли, он много играл, во дворе было пара приятелей, ходили на одну развивалку – этого хватало.

Однако с дочерью все оказалось иначе. Уже лет с трех она буквально бросалась на ограду соседних детских садов – стремилась к детям, играть. Так что в четыре с половиной мы ее в сад все же отдали – правда, в платный и лишь на полдня. И ей там очень нравилось, а заодно я немного подправила свой внутренний образ детского сада как чуть ли не концлагеря.

Я очень благодарна ее воспитательнице – немолодой, очень спокойной женщине, которая, казалось, никогда не обращалась к группе детей в целом – всегда к каждому лично, глядя в глаза, называя по имени, а то и положив руки на плечи, чтобы удержать внимание ребенка. Дети явно доверяли ей и слушались, в группе не было скандалов и драк, но полностью мы оценили ее, когда она заболела и три недели не появлялась на работе. Заменяли ее не такие опытные и все время меняющиеся воспитатели, и группа быстро пошла вразнос, дети стали капризничать по утрам и не хотели идти в сад, а еще через несколько дней просто один за другим подхватили простуду и остались дома две трети группы. Как только «наша» воспитательница вернулась – всё за три дня наладилось, больше никто не просился домой и не болел.

Но и в этом действительно прекрасном садике я видела, как тяжело детям, которым еще не исполнилось трех (там были разновозрастные группы). Они выглядели потерянными, висели на воспитательницах, часто плакали или приходили в нездоровое возбуждение, носились и вопили, словно пытаясь выплеснуть стресс. Честно говоря, непонятно было, чем руководствовались их родители, ведь стоимость сада была примерно равна стоимости няни, которая занималась бы только одним ребенком в привычной для него домашней обстановке.

Если все же речь идет о детском садике или яслях для самых маленьких, а в некоторых странах приходится отдавать детей в ясли уже в первые полгода, то важно, чтобы воспитатели, во-первых, были постоянными, не менялись как в калейдоскопе, а во-вторых, чтобы на каждого взрослого приходилось не больше трех-четырех младенцев, чтобы детей могли таскать на руках, разговаривать с ними, неспешно и ласково мыть, кормить, укладывать.

Тогда воспитатель входит в круг привязанностей ребенка, и он может чувствовать себя в яслях относительно спокойно.

Но и в самых прекрасных условиях с добрыми воспитателями ребенок, конечно, будет скучать по маме, а если он в саду подолгу, а сад формата «вас много, а я одна», – по сути, речь идет уже о недостатке заботы и контакта со взрослым, о состоянии депривации, у которого могут быть достаточно серьезные последствия.

В чешском фильме, снятом при участии психологов под руководством Зденека Матейчика, есть сцена, впечатляющая до слез.

Ясли-пятидневка (напомню, в крупных промышленных городах социалистических стран они были обязательно и пользовались ими очень многие семьи). Вечер пятницы. За детьми начинают приходить родители. Они звонят в дверь, им открывают и выводят в прихожую их ребенка.

Крупным планом – группа малышей за столом. Воспитательница что-то с ними рисует, пытаясь занять. Они сидят в рядок и даже через экран чувствуется, как напряжены. Раздается звонок – и все дети вытягивают шейки, смотрят во все глаза на дверь с мучительной надеждой: за мной? мои? Нет, другие… Плечики повисают, глаза опускаются, губы депрессивно ползут вниз. И снова звонок – может быть, это мои? И снова все столбиком, слушают-смотрят – за кем? Кому-то повезло, и он, счастливый, полусмеясь-полуплача выходит из-за стола. А другие снова никнут.

Ничего особенного. Никто детей не обижает. Воспитатели явно заботливы, и вообще все хорошо – вот-вот придут родители. Но невозможно смотреть. А ведь дети так жили – каждую неделю, каждый день.

А как же «социализация» и «подготовка к школе»? К сожалению, на постсоветском пространстве у этого слова часто есть и еще один, довольно зловещий смысл: заранее «обтесать» ребенка под функционирование в качестве «воспитанника учреждения». Приучить его терпеть стресс от пребывания в большой группе без своего, защищающего взрослого, натренировать на отключение от собственных чувств и потребностей ради того, чтобы не выбиваться из группы.

Не случайно в устах учителей начальной школы «ну, вы же в сад не ходили» звучит часто как претензия: почему ребенок не обтесан заранее, почему он слишком ребенок, слишком живой.

И вот такая «социализация», даже если она неизбежна, пусть случится как можно позже, когда у ребенка будет больше ресурсов, чтобы сохранить себя в любых условиях. Когда нам показывают «детсадовского» ребенка, который быстро привык к школе, в отличие от домашнего, который то плачет, то нарушает правила, то отказывается туда идти, это на самом деле значит только одно – весь тот стресс, который сейчас переживает домашний, его садовский сверстник пережил несколько лет назад – будучи младше и беззащитнее. Тогда, может, будем сразу из роддома в армию отдавать – пусть уж привыкнет, зато потом будет легко?

На вопрос про детский сад нет одного для всех ответа. Дети разные, ситуации в семьях разные, сами детские сады разные. Обязанность родителей – все эти факторы оценить и ответственно принять решение, взвесив плюсы и минусы.

Если относиться к садику именно как к услуге для родителей, а не к учреждению, призванному воспитывать и формировать ваших детей, многое встает на место. Такая длительная игровая комната. Магазин хочет, чтобы вы спокойно и с удовольствием покупали, а общество хочет, чтобы вы работали. Удобно оставить в игровой ребенка, выбирая мебель? Конечно, если для ребенка это в удовольствие или как минимум безопасно, а вам нужно иметь свободные руки и голову. Удобно пользоваться детским садом? Да, при тех же условиях.

Никакого другого, высшего педагогического, смысла в истории с детским садом нет. И если вам это не нужно, или ребенок очень не хочет, или достаточно хорошего сада не нашлось – он ничего важного для развития не потеряет.

Только очень проблемная семья, в которой родители совсем не занимаются детьми, может дать им меньше, чем стандартный детский сад.

Если под социализацией имеется в виду общение со сверстниками, ролевые игры с ними, то не во всяком детском саду для этого много возможностей, может быть, игровая комната в ИКЕЕ, дача или ближайший сквер с постоянной компанией гуляющих мам с детьми дадут вашему ребенку не меньше.

К собственно обучению, к совершенно новым по сути отношениям не с временно исполняющим обязанности родителя, а наставником, ребенок будет готов чуть позже, после следующего кризиса.опубликовано econet.ru

Из книги Людмилы Петрановской «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка»

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление — мы вместе изменяем мир! © econet

Людмила Петрановская о том, как воспитывать современных детей

Многое из того, что говорили наши родители, уже нерелевантно

Меня просили поговорить с вами про тревогу сегодняшних родителей. Можем или не можем мы подготовить ребёнка к жизни в том мире, в который ему придётся выйти, в будущем мире, и сложность здесь в том, что мы сами не очень понимаем и представляем, каким именно он будет.

Людмила Петрановская, психолог, на конференции «Домашнего очага»

Вообще, в обязанности родителя всегда входило не только ребёнка вырастить в физическом смысле, выучить чему-то, но и то, что потом назвали умным словом «социализация», то есть ввести его в тот социум, в то общество, в тот мир, в котором он будет жить. И примерно ему как-то донести, чтобы он ориентировался, как тут всё устроено: в плане отношений, в плане финансов, в плане правил и законов, в плане того, что делать, чтобы быть успешным, чего не делать, чтобы не оказаться отторгнутым социумом. Это тоже входит в обязанности родителей: дать ребёнку ориентировку «куда ты попал, во что мы тебя вообще ввязали, когда мы тебя родили».

Это хорошо и просто сделать, если ты живёшь в ситуации, когда мир всё-таки не очень меняется. И правила примерно такие же, какие были в твоём детстве, примерно такие же, какие были в детстве твоего родителя. И ты просто примерно повторяешь то, что тебе говорили папа с мамой в своё время, и это будет ребёнку полезно и хорошо. «Тут ты сынок трудись или, наоборот, воюй. Тут ты, деточка, старайся. Тут ты денежку береги. Старших слушайся», — и так далее.

В этом смысле мы сейчас с вами в очень сложной ситуации, потому что у нас на глазах многое из того, что говорили наши родители, стало нерелевантным. Сами наши родители уже столкнулись с тем, что многие их жизненные стратегии оказались неэффективными. И кто-то откладывал, откладывал деньги, потом всё терял, например. Старая, казалось, такая надежная истина: ты откладывай, откладывай копеечку — копейка рубль бережёт, и в конце у тебя будет сбережение. Раз за разом целые поколения убеждались: не-а, не будет. И зачем, спрашивается, было откладывать, и зачем, спрашивается, было себя ограничивать, экономить и так далее.

Никакого образования один раз на всю жизнь больше не существует

Стратегии образовательные на глазах меняются. Всегда было так: хорошо учись в школе, поступи в хороший вуз, окончи его прилично, и, в общем, ты в дамках. После того как ты окончил хороший вуз, дальше на годы вперёд у тебя простроена лыжня, у тебя гарантированная карьера, и если ты совсем не пойдёшь во все тяжкие, не начнёшь, там, водку пьянствовать, то всё с тобой будет хорошо. И даже если начнёшь, часто всё будет хорошо. Ну, потому что ты уже попал в эту лыжню, и уже ты в ней стоишь. Сейчас мы видим, что всё совсем не так, что никакого образования один раз на всю жизнь не существует и больше не будет существовать, видимо. Кроме каких-то очень отдельных профессий, да и то, у них тоже всё меняется. И мы видим это уже на примере собственном, своих знакомых, своего поколения.

Я обычно предлагаю провести такой короткий тест: поднимите сейчас руку те, кто работает не по той специальности, по которой было ваше первое образование после школы, и посмотрите, пожалуйста, вокруг себя. Это примерно всегда половина зала, треть зала — в зависимости от возраста среднего аудитории. То есть уже сейчас эта стратегия не работает. А мы по-прежнему, по инерции выносим детям мозг в 17 лет, в старших классах школы: «Нет, ты выбери. Нет, ты определись. Нет, ты реши. Нет, что тебе интересно. Нет, это важно, нужно выбрать».

На самом деле, получается, что это неважно. Растёт с каждым годом количество детей, которые уходят с первого, второго курса, потому что поняли, что поступили не туда. И если когда-то это было драмой, о ужас, ребёнок бросил институт, сейчас мы видим, что потом дальше происходит с этими детьми: никакой драмы, никакого ужаса нет, они через год или через два выбирают другую какую-то специальность, и часто очень хорошо себя в ней чувствуют. То, что когда-то для родителей казалось ужасным, сейчас дело житейское.

С каждым годом растёт, например, — это не только у нас, это общемировая тенденция — количество молодых людей, студентов, которые для второй ступени высшего образования, для магистратуры выбирают не ту специальность, и часто совсем далеко отстоящую от той, которую они окончили на первой ступени. И если раньше это происходило в контексте разочарования, ошибки первого выбора, то сейчас это обычное, нормальное дело. И многие студенты вообще считают, что это нормально: поучился тут — поучись теперь чему-то другому.

«Серийная моногамия» становится нормой

Отношения с противоположным полом, создание семьи — тоже очень сильно изменился контекст. Отношение к браку изменилось буквально на протяжении очень короткого времени, это произошло у меня на глазах. Я когда-то оканчивала филологический факультет — «факультет невест». Это был самый-самый конец 80-х. И я помню, что где-то со второго курса все мои однокурсницы начали выходить замуж, и к пятому курсу уже почти все были замужем, многие были с детьми, некоторые со вторым ребёнком, некоторые развелись уже, и кто-то уже снова вышел замуж. То есть к 22−23 годам у людей была за плечами уже богатая матримониальная жизнь. Потом я сама вышла замуж, какое-то время пожила, оглянулась: стали выходить замуж уже мои ученицы и жениться ученики. И я поймала сама себя на мысли, что, если кто-то это делал в 25−26, то я думала: «Почему так торопятся? Куда так рано?». Ну, я там понимаю, ближе к тридцатнику об этом подумать… То есть переосмысление того, когда и как это делать и что считается «нормой», произошло в моей голове и всего моего поколения буквально за десять лет.

Отношение к разводу очень сильно изменилось. Если раньше это был жизненный крах, фиаско, трагедия, всё не получилось, то сейчас огромное количество людей, которые относятся к этому совершенно иначе.

Понятно, что сам развод может быть очень стрессовым событием, но они даже не говорят про свои предыдущие браки как про неудачные. Одна моя знакомая говорит: «Когда мой второй брак благополучно завершился…» Это то, что терминологически называется «серийная моногамия», и то, что становится, в общем, нормой и, видимо, будет становиться всё больше нормой в связи с меняющейся продолжительностью жизни. Всё-таки не у всех будет получаться 50−60 лет прожить в одной паре. Кто-то будет выращивать детей и после этого создавать новые пары. И это не будет драмой, это не будет крушением. Это будет про пожили-пожили, выполнили какие-то жизненные задачи, каждый за это время изменился и хочет ещё чего-нибудь.

Вес и значимость гендерной идентичности снижается

Про гендерные стереотипы — я не думаю, что здесь есть такая прямо дилемма, что или у нас остаются традиционные, консервативные представления: «настоящий» мужчина и «настоящая» женщина, или всё это к чёрту, все — «они». На самом деле, конечно, не происходит такой радикализации, это не так, нет чёрно-белой картины. На самом деле что происходит: просто гендер спускается в списке важных идентичностей. То есть если раньше твоя принадлежность к мужскому или женскому полу была на первой позиции, если тебя спрашивали, кто ты, или человек сам себя спрашивал, кто я есть, то буквально первым ответом было «мужчина» или «женщина». Сейчас мы в большинстве всё равно мужчина или женщина, но просто эта позиция спускается, если бы мы поспрашивали об этом молодых людей. Она спускается на третий-четвёртый уровень. Человеку, например, больше может быть важна его профессиональная идентичность, чем то, что мужчина или женщина. Или идеологическая идентичность: я человек таких-то убеждений. Или ещё что-то. Просто её вес, её значимость, её цена спускается. И всё, что вокруг пола, гендера, секса — всё это становится менее сакральным, менее напряжённым, менее эмоционально значимым, что, может, не так уж и плохо.

На глазах одного поколения сменились несколько концепций потребления

Мы говорим сейчас об очень значимых вещах. Мы говорим о том, что мы не очень понимаем тот мир, в котором будут жить наши дети: как в нём будут зарабатываться деньги, как в нём будут сохраняться деньги, как в нём будет получаться квалификация, как в нём будут люди продавать себя на рынке труда, что будет критерием успеха, что мы можем детям сказать по поводу, например, правильного или неправильного потребления. Обратите внимание, что за очень короткий срок, на глазах одного поколения у нас сменились две или три концепции потребления. Мы пережили стадию дефицита. Мы пережили стадию «всё есть, но дорого, у меня нет денег». Мы пережили стадию «всё есть, и, в принципе, я могу себе почти всё позволить, ну кроме какого-то совсем люкса и лакшери». И мы сейчас приходим в стадию «всё есть, и мне это нафиг не надо». Если вы сейчас поговорите с молодыми людьми, они скажут: «Джинсы у меня есть и две майки тоже, зачем мне ещё что-то?».

Во всем мире родители не знают, к чему готовить детей

Это очень серьёзные и очень глубокие изменения, которые происходят с невероятной скоростью, и мы не вполне успеваем даже отрефлексировать и заметить, пока не зададим себе этот вопрос, или жизнь как-то нас не поставит в какую-то ситуацию, когда мы задумаемся об этом. А так мы живём-живём, быстро как-то перестраиваемся вместе со всеми и не очень понятно, что и в какой момент нашим детям говорить. Но это данность. Тут мы с вами не одиноки, это не то, что мы какие-то особенные, наши дети какие-то особенные, наша страна какая-то особенная. Это реальность, мне кажется, сейчас всего мира. Поэтому родители естественно испытывают тревогу. То есть в каких-то ситуациях они просто действительно не знают, к чему готовить детей.

Вот Наталья Родикова (главный редактор журнала «Домашний очаг» — Прим. Ред.) недавно писала у себя в Facebook, что мы готовим детей к информационному миру, а чёрт его знает, грозятся постапокалипсисом, а может быть, им нужно учиться огонь трением добывать и силки на кроликов ставить, и этого кролика потом свежевать. А мы его отдаём на курсы программистов — что делаем-то? Непонятно.

Или, например, сейчас очень переживают родители, у которых дети мало чего хотят, пассивные, неактивные и так далее. А, может, наоборот это преимущество. В то время, когда будет мало рабочих мест, на рабочие места будут брать только самых активных и упакованных компетенциями, а те, кого не взяли, кому просто предоставят базовый доход, будут лезть на стенку и сходить с ума. Так те, кто сейчас хорошо лежит на диване, они будут в выигрыше! У них будет самое хорошее психическое здоровье. Они будут с удовольствием гулять с собакой, общаться со своими детьми, играть с ними в футбол, смотреть на закат, вечером медленно пить «живое» вино на балконе и не будут совершенно убиваться и расстраиваться.

Мы с вами находимся в ситуации, когда хочешь не хочешь надо как-то эту толерантность к неопределённости раздобыть себе, потому что другого мира для нас нет.

Я это к тому, что одна из самых сложных способностей психики — толерантность к неопределённости. Это одно из самых сложно дающихся людям качеств. Она очень плохо даётся детям, а взрослым тоже даётся не всем. А мы с вами находимся в ситуации, когда хочешь не хочешь надо как-то эту толерантность к неопределённости раздобыть себе, потому что другого мира для нас нет. Определённости нет, никто её не обещал и, скорее всего, не пообещает. И, конечно, нам тревожно в этой ситуации, когда мы понимаем, что мы не можем выполнить основную функцию родителя — подготовить ребёнка к миру, потому что мы не очень знаем, что ему сказать, к чему его готовить.

Поэтому первое, что, мне кажется, важно сделать, это посочувствовать себе по поводу своей тревоги и понять, что эта тревога не потому, что лично вы не знаете, лично вы какой-то такой недотёпистый родитель, который не удосужился навести резкость. Но вот так объективно — мы все в этой ситуации. Никто не знает. А второе, если мы всё-таки зададим себе вопрос: «Хорошо, мы не очень понимаем, как всё будет устроено, мы не очень понимаем, что советовать, а что наоборот не советовать детям, но на что мы можем опереться? Есть ли что-то, что будет важно, что будет устойчиво, актуально при любом варианте, в любом случае, что бы там ни было: кроликов ли силками ловить, в информационном мире ли жить?»

Мне кажется, что таких вещей, в общем-то, три.

Учите контакту с собой и со своими ценностями

Первое — это контакт с собой. Что человеку точно важно и нужно — это быть хозяином самого себя, это понимать свои чувства, это понимать свои ценности, понимать, что мне нужно, что мне не нужно. Не быть щепкой, не быть объектом бесконечных манипуляций в том мире информационном, в котором мы живём. То есть это критическое мышление, контакт со своими чувствами и владение своими чувствами, это контакт со своими ценностями.

И второе — ценности. Если я понимаю, что для меня ценно, что для меня важно, что для меня значимо, то у меня есть всегда опора в принятии решений. И если у меня есть привычка опираться в принятии решений на ценности. Не на то, что кто-то сказал, не на то, что сейчас все делают, не на то, что у меня сейчас левая пятка вдруг захотела. А на то, что соответствует или не соответствует моим жизненным ценностям, моим жизненным смыслам: что для меня важно, что я как человек хочу, что я как человек хочу оставить в мире, что я как человек хочу сделать со своей жизнью. Это то, что в любом случае улучшает вашу устойчивость, вашу определённость в любом мире, при любом раскладе, что бы там ни происходило. Это то, что очень хорошо, чтобы дети умели.

И тут надо сказать, что мы не очень хорошо умеем им в этом помогать. Потому что первый, самый простой способ обучения детей — это «сделай сам — ребёнок скопирует». А мы сами не очень с этим в контакте. Мы сами не получали в своё время помощи в том, чтобы жить в контакте со своими ценностями, понимать, кто я, что я, относиться к себе не оценочно, а по-хозяйски.

В чём разница? По‑хозяйски — это когда я рассматриваю себя, все свои сильные и слабые стороны, все свои таланты, компетенции и наоборот проседающие компетенции как некое хозяйство: у меня вот тут хорошо, тут слабовато, тут маловато, тут нормально. И это хозяйство я планирую развивать. Я думаю: «Ага, вот здесь вот у меня сильная сторона, поставлю-ка я на неё и на неё обопру свой способ зарабатывать деньги. А вот здесь у меня слабовато, и я понимаю, что это мне мешает, например, вот в этом способе зарабатывать деньги, я это должен подтянуть. А вот здесь у меня слабовато, но это мне никак не мешает, мне всё равно, что кому-то это не нравится, меня устраивает, пусть здесь у меня будет моя зона некомпетентности. Я либо попрошу кого-то мне здесь помочь, либо, бог с ним, пусть так и будет». Это хозяйское отношение. Это не когда мне со стороны сказали: «Фу, как ты выглядишь», — и я с завтрашнего дня начинаю с утра и до вечера заниматься своим внешним видом. Или мне со стороны сказали: «Ой, ты не читал даже эту книжку», — и я нервно начинаю либо врать, что я её читал, либо искать и читать. Хозяйское отношение — это когда я думаю: «Да, я не читала эту книжку. И что? Я хочу её почитать? Я не хочу её почитать? Я попрошу своего друга, который её читал, коротко рассказать, о чём она? Или мне вообще это неважно? Или что?»

Если я понимаю, что я плохо вожу машину, то что я должен делать? Я должен либо пересесть на такси, либо пойти взять дополнительные уроки с инструктором, если мне это важно, либо что? Когда речь идёт о таких вот умениях, мы как-то в более здравом уме и трезвой памяти. А когда речь идёт о каких-то более общих и глобальных вещах, мы очень поддаёмся оценочности: ты такой или не такой — и что дальше? Сесть и плакать? Или метаться в попытках стать не таким?

У нас практически не принято про это с детьми разговаривать ни дома, ни в школе. Принято что? Принято доносить до них, в чём они неправы, принято доносить до них, что они должны сделать. «Ты такой-сякой, ты неусидчивый, ты неорганизованный, сделай что-нибудь». Но мы никогда не говорим об этом, приглашая ребёнка в хозяйскую позицию: «Давай посмотрим, что вообще у тебя хорошо получается, что плохо, что тебе легко даётся, что тяжело. И когда мы найдём, что что-то тебе легко даётся, и у тебя тут сильные стороны, у тебя тут способности, что мы с этим делаем? Как мы будем это использовать? А когда мы обнаружим, что тебе что-то трудно даётся, у тебя тут слабые стороны, что мы с этим делаем? Что бы ты сам хотел изменить? Какие усилия нужно приложить, чтобы это изменить? Стоит ли это этих усилий?». Это хозяйская позиция. Не про то, что девочка полная, неловкая: «А я хочу быть как балерина». — «Окей, ты хочешь быть как балерина. Давай подумаем, сколько тебе нужно для этого приложить усилий. Вот там столько нужно заниматься физкультурой. Тебе это подходит или не подходит? Это стоит того или не стоит того? Или, может быть, не такую радикальную программу, бог с ней, с балериной, вернёмся в нормальный диапазон массы тела?».

Вместо этого мы всё время выдаем оценочные суждения и совершенно не спрашиваем вообще у ребёнка, что он сам про это думает и чего вообще он сам бы хотел в себе апгрейдить, а что его в общем устраивает. И не учим его вот этому хозяйскому подходу — взвесить: «Хорошо, я этого хочу. Чем я ради этого должен пожертвовать? Какие я должен для этого сделать инвестиции? Стоит того, не стоит того? Что у меня в приоритете?»

И, кстати, некоторые системы образования, которые сейчас находятся в активном поиске, они уже понимают, что это слабое место, и вводят прямо специальные учебные курсы. Я, например, видела эстонские учебники, когда целый год посвящён обсуждению себя. Целый год предмет специальный «про меня», где обсуждается, какие бывают люди, какой ты, какой у тебя характер, какие у тебя способности, какой у тебя темперамент, какие у тебя слабые и сильные места, что тебе тяжело даётся, что тебе легко даётся, чего бы ты хотел, что для тебя важно, какие твои ценности. Просто чтобы ребёнку показать, что вообще так можно про это думать. Мне кажется, это очень важно, и, мне кажется, это очень не хватает в школе и в семьях. Потому что в семьях, к сожалению, мы тоже не имеем привычки ни про себя так говорить, ни со своими близкими так говорить, например, с супругами, ни с детьми.

Видеозапись лекции ЛЮдмилы Петрановской на конференции «Родители и дети 21 века. Навстречу друг другу»

Показывайте ребенку, как вы делаете выбор

Вот эти две вещи сцеплены: это знать себя и опираться в своих решениях на свои ценности, вообще иметь право иметь ценности. Ведь обратите внимание, мы ведь и с детьми с вами часто не говорим о том, что у нас есть ценности и что мы делаем выборы в связи с ценностями. Если посмотреть глазами ребёнка, как они видят родителей, они видят часто замотанных людей, которые себе не принадлежат, которые всё время виноваты, всё время в стрессе, которые в гробу видали, что им нужно ходить на работу. А потом мы говорим, что они не хотят расти. Они видят взрослую жизнь так, видят, что люди, которые всегда несчастны, которые непонятно зачем делают то, что делают, которые всегда в долгах каких-то, в ипотеках, в общении, которое им не нравится, к которому они себя принуждают, и так далее…

На самом деле, что интересно, я уверена, что для большинства из нас это не так, и, в общем-то, мы там эту работу выбрали почему-то. Понятно, что не всегда так, но всё-таки большинство людей взрослых, скажем так, жители Москвы имеют возможность, подёргавшись, попробовав, потерпев какое-то количество неудач, найти себе деятельность в соответствии с их ценностями. И образ жизни, который мы ведём, и люди, с которыми мы общаемся, и способ, которым мы проводим досуг, и партнёр, с которым мы живём, — всё это, так или иначе, мы выбираем и, в общем, наверное, нас на каком-то глубоком уровне это устраивает. Но если мы посмотрим глазами детей, они этого от нас почти никогда не слышат.

Они никогда не слышат от нас хороших слов в адрес наших супругов. Мы детям не говорим, что «Я живу с этим человеком, потому что он кажется мне очень классным, крутым, он мне нравится». Если он слышит что-то от нас, то он слышит претензии, он слышит недовольство. И он не понимает, как, зачем, почему вы вместе.

Если мы заводим других детей, тоже часто дети не понимают наши ценности, которые за этим стоят. Они только видят, что мы устали, что мы беспокоимся, что мы тревожимся, что у нас не хватает времени, сил, денег, чего-то ещё, и для них вот эта часть явлена. А та часть, которая стоит за нашим выбором, на самом деле важная и ценностная для нас, она часто просто не представлена им.

Поэтому мне кажется, что вот эти два момента — возможность думать о себе, знать себя, понимать себя, и возможность осознавать свои ценности и опираться осознанно в своих выборах на них, — это те два момента, которые в любом случае, ну вот что бы ни было в будущем, кролики или роботы, будут точно полезными. Это пригодится и в мире информационных технологий, и в мире «с копьём бегаем за кроликом», всё равно это полезные штуки.

Развивайте способность создавать и строить отношения

И третья важная вещь — это то, на что в любом случае люди будут опираться, то, что в любом случае нужно, важно, полезно, при любом раскладе, где бы они ни жили, кем бы они ни работали, как бы всё ни было устроено, — это способность создавать и развивать отношения. Потому что мы люди, мы социальные существа, наша видовая принадлежность точно не изменится, даже если в будущем нам начнут вставлять челюсть и суставы, не знаю, что ещё. Мозг наш не изменится, наш мозг социален, мы социальные существа, мы живём отношениями. Если у нас есть отношения, которые нас удовлетворяют — семейные, дружеские, с коллегами, партнёрские, есть принадлежность к каким-то общностям большим — идейным, фанатским, ещё что-то, то мы счастливы, нам хорошо.

Нам важно иметь отношения. Нам важно, чтобы эти отношения были стабильными, поддерживающими, конструктивными. Нам важно, чтобы нас в этих отношениях принимали. Нам важно, чтобы мы в этих отношениях были полезны и получали обратную связь, что наша забота людям важна, наше участие людям важно.

Тоже обратите внимание, что мы про это практически с детьми не говорим нигде. В лучшем случае мы даём им пример хороших отношений — это уже очень круто, если у нас это получилось. Но рефлексия совсем не принята на эту тему. А отношения — это целый мир. Это про то, что в отношениях, например, возможны конфликты, и конфликты не разрушают отношения, если нормально конфликтовать, правильно. Это про то, что в отношениях может быть неравенство какое-то, и с этим неравенством люди как-то справляются. Это про то, что в отношениях очень важна забота, очень важна надёжность, и забота и надёжность связана с тем, что ты говоришь о своих каких-то потребностях, и эти потребности слышат и как-то пытаются на них ответить.

Это целый важнейший мир, который, конечно, очень сильно в целом пострадал в индустриальную эпоху, когда люди переехали в города, люди переехали в отдельные квартирки, люди работали в конвейерных производствах в широком смысле, что бы это ни было: завод или какая-то бюрократическая история, в общем, многое было построено и сейчас ещё построено по принципу конвейера. Когда люди стали атомизированы и сфера отношений, конечно, очень сильно сократилась, очень сильно редуцировалась, и из-за этого очень сильно насыщенными стали некоторые отношения, которые остались.

Даже если посмотреть на ту же опять тему брака, на неудовлетворённость браком: почему раньше меньше было неудовлетворенности браком? Потому что не сложены были все яйца в эту корзину.

Муж или жена не были единственным человеком, с которым ты в близких отношениях, как часто это бывает у горожан современных. Когда все остальные на дистанции, только муж и жена — те самые, от которых хочется получить всё: всю поддержку, всю любовь, всё тепло, всё понимание. Для примера: я общалась с женщинами, которые живут в более традиционных обществах, на Кавказе и других. Там иногда очень могут быть отношения с мужем дистантные. Но у женщины при этом столько родственниц, сестёр, подруг, соседок, с которыми она в очень тесном контакте, что требования к мужу, в общем, намного меньше, не ожидается, что он будет на все случаи жизни: понимать, принимать, выслушивать, утешать и так далее — есть, кому это сделать.

К сожалению, мы продолжаем это делать, и дети сейчас практически лишены спонтанных отношений со сверстниками.

Если вы посмотрите на жизнь современного городского ребёнка, вы увидите, что спонтанных отношений со сверстниками практически нет. Даже то же, что было раньше в городах — это городские дворы, где хотя бы в каникулы, хотя бы на выходные можно было утром уйти и до вечера не появляться, и всё это время общаться со сверстниками, тренируясь вот в этом всём — в конфликтах, в дружбах, в предательствах, в предъявлении претензий, в том, как поругаться, а потом помириться, как себя позиционировать в группе, как мы дружим против них, — всего этого сейчас нет.

Мы засовываем ребёнка в машину, мы везём его на занятия, на этих занятиях дети между собой не взаимодействуют. Они взаимодействуют вертикально с педагогом, выполняя распоряжения педагога. После занятий мы втряхиваем их в комбинезон, опять в машину и везём куда-то на следующие занятия или делать уроки. В школе взаимодействия между детьми не поощряются вообще. В идеале любая школа пытается сократить свободное взаимодействие детей, и перемены, и какое-то свободное время. И получается, что у нас дети катастрофически лишены общения со сверстниками. И уже это распространяется даже на самых маленьких.

Школьники не имеют свободного времени практически, не имеют возможности после уроков, например, с друзьями поболтаться вокруг школы, и уже детскосадовцы даже не имеют свободной ролевой игры. Практически в детском саду у них всё время занятия-занятия-занятия. И мы таким образом обделяем, конечно, детей тем важным миром отношений, на который можно опереться всегда, где бы ты ни был, в каком бы ты мире ни оказался, будут ли тебе тут дроны приносить пиццу на завтрак, или будет всё как-то по‑другому. Всё равно отношения людям будут нужны, и всё равно компетентность в отношениях, умение отношения создавать, строить и поддерживать — это совершенно необходимо.

В этой ситуации вкладываться нужно в то, что точно пригодится

Соответственно, мне кажется, что если говорить про наши тревоги родительские, про то, можем или не можем мы детей подготовить к современному миру, мне кажется, что наша задача всё-таки посмотреть на это на метауровне. Не убиваться на конкретные темы, например, ходить ли на занятия английским дополнительно. Потому что, ну, не знаем мы ответа на этот вопрос. Если мы спросим сейчас — прямо сейчас без английского очень плохо, знаете это сами. Но если мы спросим себя про «через 15 лет»… Понимаете, у нас в телефоне, возможно, будет коммутатор, который совершенно будет решать эти вопросы, абсолютно, вот на том уровне, которой сейчас требует много-много часов на протяжении многих-многих лет дополнительных усилий, дополнительных работы. А мы украли эти часы у того, чтобы ребёнок играл с друзьями во дворе. Может быть, мы неправы. И, понимаете, мы не знаем ответа на этот вопрос и будем очень часто сталкиваться с тем, что мы не знаем. И в этой ситуации вкладываться нужно в то, что точно пригодится.

Ещё раз повторю, что пригодится, как мне кажется: знать, понимать себя, понимать свои ценности и вообще мыслить о том, что я могу принимать решения опираясь на ценности, что это важно, и третье — это отношения.

Вопросы участников

Контакт с собой через личный пример — это мы услышали. А есть ли какие-то ещё дополнительные способы общения с ребёнком, которые помогут этот контакт установить?

Мне кажется, это должна быть не только задача родителей, потому что родители здесь немножко в сложной ситуации. Всё-таки основная работа по этому контакту с собой и осознанию себя — это подростковый возраст. Подростковый возраст — это возраст негативизма по отношению родителям. Плюс всё-таки возможность думать о себе требует возможности рисковать, требует права задавать себе неприятные вопросы и думать опасные и страшные мысли. Например, имеет ли смысл вообще жить? Любой человек в 15−16 лет когда-то задумывался: «Имеет ли смысл вообще жить? Или вся эта бодяга — какой-то обман трудящихся и вообще ни к чему?» И как ты придёшь и с мамой про это поговоришь? «Мам, знаешь, мне кажется, что жить вообще не нужно», — ну, это жестокое обращение с мамой. Трудно себе представить маму, которая при этом сохранит философский такой настрой и скажет: «Ну, давай, сыночек нальём чайку и поговорим об этом». Любая мама, когда к ней придёт ребёнок и скажет: «Мама, мне кажется, жить вообще незачем», — у неё в солнечном сплетении образуется холодный ком, она меняется в лице, она начинает вспоминать страшные статьи в интернете про «синих китов», и ей становится совсем не хорошо. Поэтому ребёнок, скорее всего, это делать не будет. А ему с кем-то бы надо бы поговорить. И мне кажется, что хорошо бы, чтобы такую услугу предоставляли не родители. Дети должны иметь возможность поговорить об этом с кем-то, кто не боится ничего, кто не боится никаких тем, кто не заинтересован в этом ребёнке так лично.

Психолог Людмила Петрановская

Психолог Людмила Петрановская

И здесь опять мы выходим на более широкий контекст, потому что, например, есть фактически запрет и риски для специалистов говорить об этом, говорить с детьми о суицидальных мыслях, говорить с детьми о сексуальной ориентации, и это катастрофа, потому что мы обрезаем детям возможность с кем-то про это поговорить. Постоянно, когда в регионы ездишь, спрашивают специалисты: «А что я теперь должен сказать ребёнку, когда он говорит, что он не уверен в своей сексуальной ориентации?». Я должен ему сказать, что: «Прекрати немедленно! Ты что, урод!» — получается, что закон чуть ли не предписывает так говорить. Если, например, представить, что кто-то будет говорить с детьми о тех же суицидальных рисках. Этот кто-то, кто пришёл, допустим, в класс или куда-то в группу подростков, вот с чего человек должен начать? «Дети, многие из вас думают о том… И это нормально!» — это должен сказать психолог? После чего он рискует прекратить свою профессиональную деятельность в наших реалиях. И это, конечно, безумие: то, что мы пытаемся в этой ситуации играть в страусов, пытаемся зажмуриться. Если не говорить такие слова, если всё удалить, все ресурсы и такие слова не произносить, то дети будут целее. Но, на самом деле, они должны иметь возможность об этом разговаривать с кем-то, кто не боится.

А с кем?

Психологи, которые с проблемами обязательно работают. Нарративные практики, коучи те же самые. То есть подросток должен иметь право, возможность пойти к такому человеку и с ним поговорить про себя. И, мне кажется, что у нас не так много детей, не так много подростков, которые точно могли бы себе это позволить, поэтому это должно быть как страховая медицина. Просто если тебе 13 лет, ты имеешь право бесплатно пойти с уверенностью, что никто это не будет никуда передавать или как-то использовать против тебя и твоих родителей, безопасно поговорить про все свои на эту тему переживания и подумать про себя. Если говорить про темы менее нагруженные эмоционально: про свои способности, свои склонности, свои сильные и слабые стороны — это должно быть частью школьного обучения, должно быть часть образования. Детей должны учить про это думать, по‑хозяйски относиться, не сидеть, втянув голову в плечи: «Я смогу, или не смогу, или как меня оценят», — а по-хозяйски про это думать: «У меня тут хорошо, тут плохо. Тут слабое место, тут сильное место. Что с этим хозяйством делаем, как мы с этим обходимся».

Психолог Людмила Петрановская

Я мама полуторагодовалого малыша и задумываюсь о подготовке к школе. Я разделяю вашу позицию, что у ребёнка должно быть детство, не нагружать его кружок за кружком. Но мамочки первоклассников говорят, что в первом месяце, в сентябре, уже просят разобрать слово по составу, а мы это делали во втором полугодии. И рекомендуется уже с пяти лет на два года эту бодягу затягивать по подготовке к школе. Надо ли это? Не будет ли ребёнок действительно с 5 до 7 лет во всех этих подготовках? Не завязнет ли и не потеряет ли то, что ему сейчас по его когнитивному периоду нужно: движение или какое-то другое развитие?

Что такое подготовка к школе? Это подготовка к получению систематического образования. На чём основано систематическое образование? Оно основано на определённых способностях, на определённых психических новообразованиях, способности психики делать некие операции. Одна из важнейших операций, которая нужна для этого — это способность придавать смысл чему-то, то есть поверить, что вот эти чёрточки значат «а», поверить что «X» — это число. Это очень непростая психическая операция, маленький ребёнок на это не способен, человек с сильно ограниченным интеллектом на это не способен. Что готовит к этой операции? Готовит ли к этой операции курс по подготовке к школе? Не-а. К этой операции подготовит свободная ролевая игра. Когда ребёнок играет с другими детьми в «дочки-матери» и говорит: «Этот лист лопуха — это тарелка, эти семена — это салат, а ты будешь папа, ты пришёл с работы», — это готовит к этой мыслительной операции, ничего лучше природой не создано. Лишая детей ролевой игры ради того, чтобы они в пять лет уже писали палочки, мы очень нехорошую вещь на самом деле делаем.

Вопрос по поводу хозяйского отношения к себе: с какого возраста ребёнка об этом можно говорить вот так, как вы сейчас об этом сказали? Моей дочке 4 года, и пока ей нужно всё, ей интересно всё, она хочет и туда, и туда, потом наоборот не хочет. Как определить, что к чему и как с ней это главное обсудить? Потому что я обсуждаю, но ей сегодня одно надо, завтра не надо.

Это нормально. Собственно говоря, всё детство дается для того, чтобы одно было надо, другое не надо и всё пробовать. В 4 года нормально, что сегодня надо, а завтра не надо — по любой причине. Если речь о ребенке постарше, в ситуации когда «я вчера хотела, сегодня не хочу» — вот в этом месте можно остановиться и спросить себя: Что произошло? Сказал мне что-то не то тренер? Или у меня сегодня плохое настроение? Или я поссорился с приятелем по занятию? Или у меня не получалось? Что произошло? И готов ли я считать это достаточно важным, чтобы идти на поводу у этого, или, может, это пройдёт? Например, договариваться: «Ну, хорошо, тебе сегодня не хочется, но давай мы ещё три раза сходим, вдруг пройдёт. Или через три раза, если по‑прежнему это останется, ты точно не хочешь этим заниматься…» — ну, то есть мы делаем посильную ситуацию осознанного выбора ребёнку. Я не уверена, что в 4 года — это посильно, но, скажем, в 8 — это уже точно посильно. Мы делаем посильный ребёнку зазор на рефлексию: «посмотрим на это», «подумаем про это», «поговорим про это», а не реактивно делаем, что захотелось или не захотелось. Но в 4 года реактивность — это нормально, так что не надо из-за этого переживать.

Психолог Людмила Петрановская

Вопрос про ценности. Вы как раз упомянули про жизнь в городской среде. И вот как формировать в ребёнке именно те ценности, которые раньше формировались, грубо говоря, большой семьёй, либо религией, либо классическими традициями: от праздников до совместных ужинов и так далее?

Я под ценностями имею в виду не обязательно традиции. Ценности — это то, что мне важно, это то, что я считаю правильным, это то, за что я готов поработать, например, или даже чем-то пожертвовать. Это могут быть идейные убеждения, это могут быть просто решения, как с людьми обращаться, чем мне заниматься, на что мне тратить своё время. Ценности в любом случае есть, и не надо питать иллюзии, что мы должны какие-то обязательно сформировать конкретные. Скорее наша задача как родителей вообще дать ребёнку понять, что об этом можно говорить и об этом важно думать. Вот скорее про это.

А сообщества всё равно формируются. Мне кажется, сейчас идёт активный процесс формирования в городах новых сообществ уже по другим основаниям, на других общих целях. Люди устали от этой атомизации, люди устали не знать никого, им хочется уже объединяться, им хочется видеть друг друга, им хочется иметь общие интересы и действовать совместно.

Психолог Людмила Петрановская

Расшифровка лекции — Люба Богданова

за и против. Какого воспитателя искать. Развитие ребенка и детский сад

Содержание:

Реклама
Реклама

Ваш ребенок этой осенью начал ходить в детский сад. Заявленные два месяца на адаптацию скоро истекают, но к детскому дошкольному учреждению малыш так и не привык. Ребенок плачет по утрам, не желает спать в детском саду днем, а вечером выглядит возбужденным и неуправляемым. Нужен ли детский сад вашему ребенку? Вот что пишет на эту тему в своей книге «Тайная опора» психолог Людмила Петрановская.

Адаптация к детскому саду

В некоторых семьях вопрос, отдавать ребенка в детский сад или нет, не стоит, просто потому, что нет другого выхода: маме надо идти на работу. В других необходимости такой нет, но есть давление старшего поколения и социума, которые твердят о необходимости для ребенка «социализации», без которой «потом будет трудно в школе». Такие семьи часто мучительно размышляют и даже ссорятся на тему, нужен ли ребенку детский сад. А некоторые и на консультацию приходят с этим вопросом.

Нужен ли детский сад для развития?

Для начала важно понимать, что сама необходимость отдавать ребенка в учреждение вызвана нашим образом жизни — жизнью в больших городах с работой далеко от дома. До эпохи урбанизации и эмансипации проблемы не возникало вовсе: дети, находящиеся на стадии развития привязанности, которую можно назвать «под присмотром» (примерно от 4 до 7 лет), действительно были просто под присмотром взрослых, занимаясь своими детскими делами или по мере сил помогая родителям по хозяйству. Все это не требовало драматического разлучения с родителем на весь день, а «социализация» — то есть умение общаться с людьми не из своей семьи — приобреталась сама собой, в процессе игр, ссор и примирений с соседскими детьми.

Сейчас у большинства людей так не получается: выпустить ребенка играть во двор одного невозможно, с ним непременно кто-то из взрослых должен «гулять» — то есть ничего другого в это время не делать. Сочетать работу, приносящую деньги, с присмотром за своим ребенком-дошкольником могут очень немногие, те, кто работает вне офиса и по свободному графику.

Поэтому искать ответ на вопрос «необходим ли на самом деле детский сад ребенку для развития» нет смысла. Программой развития ребенка такая искусственная форма воспитания не предусмотрена. Дети тысячелетиями вырастали без всяких детских садов. И возникли они не как форма «дошкольного образования, развития и социализации», а просто как детохранилища — чтобы отпустить матерей к станкам и кульманам. Да, старшее поколение не представляет, как можно иначе, но история человечества однозначно утверждает, что вполне можно.

Ребенок в детском саду: как чувствовать себя хорошо

Другая крайность — представлять детский сад каким-то безусловным злом. Он становится злом, если неизбежен и обязателен для всех, как становится злом любое насилие над интимной, семейной сферой жизни. Но как услуга и возможность он злом не является, и если у семьи есть необходимость отдать ребенка в детский сад — ничем непоправимым и ужасным это не обернется, при условии, что услуга эта качественная. Что в данном случае означает: ребенок в саду будет чувствовать себя хорошо.

Не «социализируется» или «подготовится к школе», а просто будет чувствовать себя хорошо, что бы это ни значило для вашего конкретного ребенка. Условием этого может быть достаточная защита и забота со стороны взрослого, готовность садика и воспитателей отвечать на потребности детей, учитывать их чувства и состояния.

После 4 лет ребенку легче принимать заботу чужого взрослого, если тот будет представлен родителями как свой «заместитель», — например, воспитательница в детском саду. Если она дает ребенку понять, что он может рассчитывать на защиту и заботу с ее стороны, ему может быть достаточно комфортно с таким заместителем.

Конечно, если вместо этого он встречается с насилием, равнодушием или инфантильным поведением, спокойно ему не будет. Как и в том случае, когда воспитатель не желает быть заместителем, а ведет себя так, словно он важнее родителей, пытается доминировать над ними, поучать, выговаривать им.

Поэтому, выбирая для ребенка детский сад и группу, важно смотреть не столько на оборудование и расписание развивающих занятий, сколько на личность воспитательницы. Как она с детьми разговаривает, вступает ли в личный контакт, смотрит ли в глаза, обнимает ли, внимательна ли к состоянию ребенка, а не только к его поведению?

Нравятся ли ей дети, может ли она привлечь их внимание и вызвать у них следование, не прибегая к насилию, весело и доброжелательно?

Сколько вообще детей приходится на одного воспитателя? Даже педагогический гений не сможет удержать достаточно личный контакт с группой из двадцати пяти четырехлеток.

Не загружен ли воспитатель сверх меры делами, не связанными с детьми: заполнением бумаг, наведением стерильной чистоты, подготовкой к занятиям?

Ведь для ребенка все устроено просто: нет личного контакта с постоянным взрослым — здравствуй, стресс. Именно от отношений воспитателя с детьми прежде всего зависит, будет ли ребенку в саду хорошо.

Ну, и конечно, очень важно, чтобы воспитательница нравилась родителям, чтобы они сами чувствовали к ней доверие. Если нет — ребенок это всегда интуитивно считает и будет в стрессе уже заранее.

Реклама

Каким должен быть воспитатель детского сада

Есть среди сегодняшних родителей люди, очень сильно травмированные опытом собственного пребывания в детском саду. Я тоже к ним отношусь — вспоминаю детский сад как кошмар, с насильственным кормлением, пыткой дневным сном, орущим персоналом и унизительными наказаниями. Поэтому старшего ребенка отдавать в сад я совсем не хотела: как же можно моего нежного мальчика — в такой ужас? К счастью, у нас была бабушка, и оставить его дома было возможно; они гуляли, он много играл, во дворе было пара приятелей, ходили на одну развивалку — этого хватало.

Однако с дочерью все оказалось иначе. Уже лет с трех она буквально бросалась на ограду соседних детских садов — стремилась к детям, играть. Так что в четыре с половиной мы ее в сад все же отдали — правда, в платный и лишь на полдня. И ей там очень нравилось, а заодно я немного подправила свой внутренний образ детского сада как чуть ли не концлагеря.

Я очень благодарна ее воспитательнице — немолодой, очень спокойной женщине, которая, казалось, никогда не обращалась к группе детей в целом — всегда к каждому лично, глядя в глаза, называя по имени, а то и положив руки на плечи, чтобы удержать внимание ребенка.

Дети явно доверяли ей и слушались, в группе не было скандалов и драк, но полностью мы оценили ее, когда она заболела и три недели не появлялась на работе. Заменяли ее не такие опытные и все время меняющиеся воспитатели, и группа быстро пошла вразнос. Дети стали капризничать по утрам и не хотели идти в сад, а еще через несколько дней просто один за другим подхватили простуду и остались дома две трети группы. Как только «наша» воспитательница вернулась — всё за три дня наладилось, больше никто не просился домой и не болел.

Ясли или сад до 3 лет: что важно. Депривация

Но и в этом действительно прекрасном садике я видела, как тяжело детям, которым еще не исполнилось трех (там были разновозрастные группы). Они выглядели потерянными, висели на воспитательницах, часто плакали или приходили в нездоровое возбуждение, носились и вопили, словно пытаясь выплеснуть стресс. Честно говоря, непонятно было, чем руководствовались их родители, ведь стоимость сада была примерно равна стоимости няни, которая занималась бы только одним ребенком в привычной для него домашней обстановке.

Если все же речь идет о детском садике или яслях для самых маленьких, а в некоторых странах приходится отдавать детей в ясли уже в первые полгода, то важно, чтобы воспитатели, во-первых, были постоянными, не менялись как в калейдоскопе, а во-вторых, чтобы на каждого взрослого приходилось не больше трех-четырех младенцев: чтобы детей могли таскать на руках, разговаривать с ними, неспешно и ласково мыть, кормить, укладывать. Тогда воспитатель входит в круг привязанностей ребенка, и он может чувствовать себя в яслях относительно спокойно.

Но и в самых прекрасных условиях с добрыми воспитателями ребенок, конечно, будет скучать по маме, а если он в саду подолгу, а сад формата «вас много, а я одна», — по сути, речь идет уже о недостатке заботы и контакта со взрослым, о состоянии депривации, у которого могут быть достаточно серьезные последствия.

В 70-е годы чешские психологи под руководством З. Матейчика исследовали привязанность. В том числе они снимали фильмы, в которых показывали наглядно, как привязанность проявляется. В одном из них есть сцена, впечатляющая до слез.

Ясли-пятидневка (напомню, в крупных промышленных городах социалистических стран они были обязательно и пользовались ими очень многие семьи). Вечер пятницы. За детьми начинают приходить родители. Они звонят в дверь, им открывают и выводят в прихожую их ребенка.

Крупным планом — группа малышей за столом. Воспитательница что-то с ними рисует, пытаясь занять. Они сидят в рядок и даже через экран чувствуется, как напряжены.

Раздается звонок — и все дети вытягивают шейки, смотрят во все глаза на дверь с мучительной надеждой: за мной? мои? Нет, другие… Плечики повисают, глаза опускаются, губы депрессивно ползут вниз. И снова звонок — может быть, это мои? И снова все столбиком, слушают-смотрят — за кем? Кому-то повезло, и он, счастливый, полусмеясь-полуплача выходит из-за стола. А другие снова никнут.

Ничего особенного. Никто детей не обижает. Воспитатели явно заботливы, и вообще все хорошо — вот-вот придут родители.

Но невозможно смотреть. А ведь дети так жили — каждую неделю, каждый день.

Подготовка к школе

А подготовка к школе — попозже

А как же «социализация» ребенка и «подготовка к школе»? К сожалению, на постсоветском пространстве у этого слова часто есть и еще один, довольно зловещий смысл: заранее «обтесать» ребенка под функционирование в качестве «воспитанника учреждения». Приучить его терпеть стресс от пребывания в большой группе без своего, защищающего взрослого, натренировать на отключение от собственных чувств и потребностей ради того, чтобы не выбиваться из группы. Неслучайно в устах учителей начальной школы «ну, вы же в сад не ходили» звучит часто как претензия: почему ребенок не обтесан заранее, почему он слишком ребенок, слишком живой.

И вот такая «социализация», даже если она неизбежна, пусть случится как можно позже, когда у ребенка будет больше ресурсов, чтобы сохранить себя в любых условиях. Когда нам показывают «детсадовского» ребенка, который быстро привык к школе, в отличие от домашнего, который то плачет, то нарушает правила, то отказывается туда идти, это на самом деле значит только одно — весь тот стресс, который сейчас переживает домашний, его садовский сверстник пережил несколько лет назад — будучи младше и беззащитнее. Тогда, может, будем сразу из роддома в армию отдавать — пусть уж привыкнет, зато потом будет легко?

Детский сад как услуга

На вопрос про детский сад нет одного для всех ответа. Дети разные, ситуации в семьях разные, сами детские сады разные. Обязанность родителей — все эти факторы оценить и ответственно принять решение, взвесив плюсы и минусы.

Если относиться к садику именно как к услуге для родителей, а не к учреждению, призванному воспитывать и формировать ваших детей, многое встает на место. Такая длительная игровая комната. Магазин хочет, чтобы вы спокойно и с удовольствием покупали, а общество хочет, чтобы вы работали. Удобно оставить в игровой ребенка, выбирая мебель? Конечно, если для ребенка это в удовольствие или как минимум безопасно, а вам нужно иметь свободные руки и голову. Удобно пользоваться детским садом? Да, при тех же условиях.

Никакого другого, высшего педагогического, смысла в истории с детским садом нет. И если вам это не нужно, или ребенок очень не хочет, или достаточно хорошего сада не нашлось — он ничего важного для развития не потеряет. Только очень проблемная семья, в которой родители совсем не занимаются детьми, может дать им меньше, чем стандартный детский сад.

Если под социализацией имеется в виду общение со сверстниками, ролевые игры с ними, то не во всяком детском саду для этого много возможностей, может быть, игровая комната в ИКЕЕ, дача или ближайший сквер с постоянной компанией гуляющих мам с детьми дадут вашему ребенку не меньше.

К собственно обучению, к совершено новым по сути отношениям не с временно исполняющим обязанности родителя, а наставника, ребенок будет готов чуть позже.

Отправить свой рассказ для публикации на сайте можно на [email protected]

Людмила Петрановская: «Ошибки должны приветствоваться» | Материнство

Как пробудить в ребенке познавательную активность? Этим вопросом задаются родители, сетуя, что нынешним детям ничего не интересно, им бы только уткнуться в экран и сидеть так часами. Учителя тоже жалуются на недостаток учебной мотивации, плохое усвоение школьной программы. О двух условиях, необходимых для познания и обучения, а также о том, почему ошибаться полезно, рассказывает психолог, педагог и публицист Людмила Петрановская.

Людмила Петрановская. Фото Материнство.ру

Важно понимать, как устроено детское познание. Любой ребенок создан от природы для того, чтобы учиться, его мозг заточен на познание. У него постоянно образуются все новые и новые нейронные связи. Любой ребенок, которого вы оставите в покое, если он здоров, не голоден, не испуган – будет заниматься именно познанием.

Другой вопрос, что это не обязательно будет делание уроков. Потому что, когда мы сажаем его делать уроки, то часто это достаточно скучное мероприятие, которое не имеет для ребенка никакой ценности. «Вставь пропущенные буквы, реши 225 раз один и тот же аналогичный пример, перескажи довольно скучный параграф плохо написанного учебника».

Но если мы будем смотреть на познавательную активность не столь узко, то мы увидим, что любой ребенок с двух лет и до взрослого возраста постоянно занимается познанием.

Он будет смотреть на облака и думать, на что они похожи – это развитие. Он будет строить что-то из кубиков или из лего – это развитие. Он будет сочинять рассказы – это развитие. Он заведет аккаунт в инстаграмме и будет искать какие-то новые интересные ракурсы для фотографий – это тоже развитие. Если мы посмотрим на это шире, то мы увидим, что дети развиваются постоянно.

Ребенка развивает все, что его окружает. Фото — фотобанк Лори

Второе условие познания: развивающая среда

Но есть два важных условия, чтобы дети развивались. Начнем со второго, потому что это проще. Второе условие – это развивающая среда.

Детям должно быть «обо что» развиваться. Им должно быть, во что играть, на что смотреть, на что удивляться. Если мы ребенка посадим в белую комнату с белыми стенами, без игрушек и книжек, то он будет плохо развиваться, потому что не будет получать никакой стимуляции.

Это не обязательно должно быть что-то невероятное. Ребенка не обязательно возить по всем музеям и картинным галереям мира. Нет, совершенно обычный интерьер, который есть у нас дома, предметы, которые есть у нас на даче, на улице; совершенно обычные игрушки, книжки – этого вполне достаточно, чтобы создать для ребенка вполне богатую впечатлениями среду. Другой вопрос, что у него должно быть время, чтобы этой средой пользоваться в свободном режиме.

К сожалению, сейчас мы очень часто сталкиваемся с тем, что вся жизнь ребенка организована в виде специальных занятий, которые следуют по определенному плану.

Если в группе детского сада сидит двадцать детей, и все они по одному образцу рисуют петушка – «дети, нарисуйте кружочек, потом треугольничек, теперь нарисуем клювик, Петя, почему у тебя клювик зеленый, должен быть желтый, у всех желтый должен быть» — это не развитие. Это время, которое потеряно для развития. Когда ребенок делает то, что ему велят, просто повторяет – это не развивает познавательную активность. Подобные занятия наоборот развивают пассивность – я сижу, голову не включаю, эмоционально не включаюсь, что-то такое делаю…

Гораздо полезнее будет этому Пете просидеть этот час на корточках около лужи, наблюдая червячков и головастиков, занимаясь видом деятельности, из которого состоит, в общем-то, исследование: наблюдение, анализ, сопоставление.

Ребенок развивается, даже когда, по мнению взрослых, ничего не делает. Фото — фотобанк Лори

Одна из важных тем сегодня – чтобы поменьше было действий по образцу, а побольше было возможности потрогать, попробовать, покрутить, сначала сделать, а потом это все объяснить. Мы постоянно даем детям ответы на незаданные вопросы – они ничего про это не спросили, в них не возникло вопроса, первичного импульса познания, первичной любознательности. «Дети, сядьте, сегодня мы проходим параграф номер 14, тема такая-то» — им эта тема где-то далеко.

Совсем другая ситуация при естественном познании: что-то ты сделал, эти штуки куда-то полетели, шарик не падает – и в этот момент у него возникает вопрос: «Почему? Почему этот шарик не падает?» Вместо этого детям говорят: «Запишите формулировку закона Бернулли. Петя, записывай, я сказала, тетрадь открой, сколько можно?» И в результате к этому закону Бернулли будет стойкое отвращение на всю жизнь. А нам бы хотелось другого, нам бы хотелось, чтобы было интересно, чтобы он потом смотрел вокруг и находил проявления этого в каких-то других вещах.

Поэтому богатая среда – это важное условие развития познавательной активности.

Тут очень важен также пример родителей. Очень часто родители спрашивают: «Что делать, если ребенок не читает книжки?» «А вы сами-то когда в последний раз книжку читали?» Они смущенно отвечают: «Нам некогда, мы работаем». Если родители только и делают, что тупят у телевизора, то какие могут быть претензии к детям? Дети копируют поведение взрослых.

Если родители сами постоянно чему-то учатся, если им многое интересно, если они останавливаются на улице, что-то рассматривают, вглядываются, пытаются понять, если дома идут разговоры о том, что происходит в мире, в науке, почему это так, — то ребенок заражается этой средой, пропитывается этим, для него это становится естественно.

Если нас устраивает пребывание в постоянном анабиозе, мы вечно замотанные, ничем не интересуемся, то сложно ожидать чего-то от ребенка. К счастью, это еще не значит, что дети тоже будут совершенно нелюбопытные – к счастью, у них от природы заложено много любопытства, — но это значит, что нашей заслуги в их любопытстве не будет никакой.

«Ничего не трогай, сломаешь! Сиди смирно!»

Я часто рассказываю про эксперимент, в ходе которого измеряли познавательную активность. Это не про интеллект, а про то, насколько активно человек познает мир. Познавательная активность – это то, что, по современным меркам, определяет успешность человека, в большей степени, чем интеллект.

В ходе эксперимента маму с ребенком 5-6 лет приглашали в кабинет психолога, где повсюду было огромное количество развивающих игр, буквально все полы и полки были уставлены всевозможными интересными вещами. Когда мама с ребенком заходили, психолог-экспериментатор извинялся: «Ой, простите, мне срочно звонят, проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома», — и выходил. Далее на протяжении 10 минут он наблюдал через зеркало Гезелла (с одной стороны выглядит как зеркало, а с другой стороны прозрачное) за поведением испытуемых.

Оказалось, что все испытуемые разделились на 4 группы.

  • В первой группе мама сразу говорила ребенку: «Ничего не трогай, сломаешь! Сядь, сиди смирно!» И сама сидела смирно, и все время шикала на ребенка, чтобы он ни до чего не дотрагивался.
  • Во второй группе мама говорила: «Дяденька разрешил все брать – делай, что хочешь», — а сама доставала из сумочки женский журнал и принималась читать.
  • В третьей группе мама говорила: «Смотри, сколько интересного! Давай поиграем в эти игры», — и начинала вместе с ребенком все исследовать.
  • В четвертой группе мама, забыв про ребенка, с широко открытыми глазами начинала все хватать и рассматривать все эти игры.
  • После этого у ребенка по специальной методике измеряли познавательную активность.

 

Нетрудно догадаться, что наиболее высокой оказалась познавательная активность в четвертой группе. На втором месте, как ни странно – ситуация, когда мама читает журнал и не мешает ребенку заниматься познанием самостоятельно. Случай со строгой мамой, запрещающей что-либо трогать, оказался еще не самым худшим. Но наименьшая познавательная активность обнаруживалась у детей, чья мама брала на себя инициативу и руководила деятельностью ребенка: «Смотри, какая полезная развивающая игра! Покрути вот здесь, а вон ту формочку положи сюда, да не так, ты неправильно делаешь, почему ты не так сделал?»

Фактически, у ребенка притуплялся познавательный интерес из-за постоянных указаний, инструкций и оценок со стороны мамы. А там, где мама показывала пример – ей самой было ужасно интересно – у ребенка включался познавательный интерес.

Первое условие познания: спокойствие

Теперь вернемся к первому условию познания. Оно звучит так: образование связей между нейронами, то есть процесс познания и обучения, происходит в состоянии покоя. Когда мы в стрессе, организм включает защитные механизмы, и мы действуем по уже ранее известной программе. И только когда нам не страшно, спокойно, у нас загораются глаза и появляется живое любопытство. Только когда мы не боимся, что нас обидят, оставят, накажут, обзовут, над нами будут смеяться – тогда мы способны воспринимать новое и учиться.

Для того, чтобы дети развивались, чтобы им было интересно, чтобы они поглощали новые идеи, — им должно быть не страшно. Им должно быть спокойно. Они должны быть уверены, что родители их любят, что учитель к ним хорошо относится, что их не будут обижать сверстники в школе, что их не будет ругать и оскорблять учитель, их не будут ругать за любую ошибку. И это, к сожалению, очень часто противоречит школьной практике, которую мы имеем.

Для ребенка пребывание в школе является сплошным стрессом, и этот стресс продолжается, когда он приходит домой, и родители продолжают его ругать за то, что он сделал не так. К сожалению, мы во многом имеем систему обучения, которая построена на фиксации на неудачах и ошибках.

Школа ловит ребенка на том, что он не знает, не сделал, ошибся, перепутал, не понял, не успел и так далее. Естественно, это создает постоянный стресс. Есть дети, которые, к счастью, к этому устойчивы, и есть дети, которые к этому более чувствительны. Есть дети, которые легко с этим справляются, которые имеют какую-то интересную жизнь вне школы, и есть те, у которых это не получается, для которых эта среда оказывается слишком жестокой, слишком подавляющей познавательную активность. Поэтому мы очень часто мы получаем ребенка, который с горящими глазами шел в первый класс, хотел в школу, мечтал, как он будет учиться, а уже к концу второй четверти с ужасом спрашивает: «Неужели это на 11 лет?» И уже к средней школе мы получаем детей, которые не хотят ходить в школу, которые болеют для того, чтобы лишний раз туда не пойти, для которых школа становится источником стресса, неприятностей, местом, где они вечные неудачники, и потом еще и родители их ругают за это.

Мне кажется, с этим нужно нам всем месте что-то делать, потому что это отражается на наших детях, на их развитии. Тут должен быть и вклад родителей, чтобы они поддерживали ребенка, верили в него, организовали для него безопасность, внутренний покой. Чтобы ребенок был уверен, что он им нравится не потому, что он получил пятерку, а потому, что он – их ребенок, их Вася, Маша, Вова. Чтобы школа была безопасным местом, где детей не травят, не обижают, не оскорбляют, не создают им ситуацию какой-то безысходной скуки. Потому что современные методы преподавания – они просто дико скучны, и для десятилетнего мальчика 40 минут вот так сидеть и слушать, как кто-то читает по складам и пересказывает параграф – это просто дико скучно.

Поэтому если мы хотим, чтобы наши дети развивались, стремились к новому, то нашим общим делом должно стать создание для них безопасной поддерживающей атмосферы, в которой учеба приветствуется, любознательность приветствуется, пробовать что-то новое – приветствуется, ошибки приветствуются – вот что важно! Ошибки приветствуются! Потому что если вы что-то делаете без ошибок, это говорит о том, что вы в этот момент не учитесь. Ошибки говорят о том, что вы делаете что-то новое, чего вы пока еще не умеете, что у вас пока еще не получается, и вы совершенствуетесь. Если мы начнем учить детей приветствовать ошибки как процесс обучения, если мы начнем процесс обучения строить как историю достижений (вчера не знал, а сегодня знаешь, вчера не мог, а сегодня можешь), а не ловить их: «Ах, ошибся? Как тебе не стыдно!» «Ага, все еще не сдал работу!» «Все еще не сделал уроки вовремя!», то, я думаю, наши талантливые дети нас еще удивят своими достижениями.

1 сентября. Фото с сайта юга.ру

— То, что Вы описываете, это, наверное, 99% современных российских школ. Как альтернативный вариант, существует домашнее обучение, анскулинг, который сейчас очень популярен. Как Вы относитесь к такой форме получения образования?

Я бы очень хотела, чтобы родители не относились к современной школе, как к некоей данности, которую невозможно изменить, как климат (даже изменение климата некоторые готовы рассматривать как нечто более реалистичное). Все-таки школа – это общественный институт, который зависит от нас, как налогоплательщиков, от родителей, как от заказчиков этого процесса, представителей ребенка, которые представляют его интересы в плане образования.

Мне кажется, довольно сильно изменились детские сады в плане отношения к детям, эмоциональной безопасности детей в этих местах. Я помню, что мой детский сад советских времен был каким-то кошмаром, но сейчас это все-таки не так.

И школа в этом смысле тоже может меняться, если родители будут именно этого требовать. Если родители требуют от школы ЕГЭ, и если родители вместе со школой играют в игру «доведи до невроза одиннадцатиклассника» (если вы общались со старшеклассниками, то видели, что там через одного чуть ли не с нервным тиком или с заиканием, потому что они живут в постоянной истерике, постоянно накручиваются «о, вы не сдадите ЕГЭ, вы все будете дворниками»), если родители тоже в это играют, хотят от школы постоянной муштры, то понятно, что ничего хорошего не будет. Или родители будут чего-то другого требовать от школы. Или родители будут понимать, что да, действительно, развитие происходит из точки покоя, и они будут от школы требовать и ожидать, чтобы ребенку в школе было хорошо, спокойно и интересно.

Конечно, если ребенок у вас уже есть, а школа пока еще не изменилась, то вполне разумной альтернативой могут быть и другие формы. Не всякому ребенку хорошо учиться дома. Есть дети, которым это комфортно, но большинству детей все-таки хочется быть среди сверстников. Сейчас создают родительские школы, задействуют новые способы обучения, где дети показывают совершенно другие результаты. Я считаю, что конкуренция – это всегда хорошо. Если мы видим, что можно то же самое пройти быстрее, лучше, интереснее, и это видят другие люди, то это оказывает давление на традиционную школу.

Я считаю, что изменение школы – это дело всего общества. Это не дело Министерства Образования, это дело всего общества. Потому что школа – это наше будущее.

— Изменить отношение к ошибкам – это интересно, но как быть с русским языком? Не секрет, что мы имеем огромное количество неграмотных людей, взрослых, которые пишут с ошибками. Ребенок, который в принципе прошел правило, но он это правило не применяет, — как он может научиться грамотно писать без доведения этих правил до автоматизма?

Реально современный человек рукой почти не пишет. Поэтому требовать навыка, который объективно не очень нужен, потому что и так этот вопрос решается, «ворд» правит. Можно было бы, например, сейчас всех учить ощипывать кур, но реально в современной жизни это не нужно. Да, если человек попадет на необитаемый остров, ему это пригодится, но какова вероятность, что он попадет на необитаемый остров? Конечно, если у нас отключат всю электроэнергию, то будет очень здорово, что мы все еще умеем писать. Но какова вероятность этого? Поэтому когда мы все это фетишизируем, мы идем в противоречие с реальными потребностями.

А другой вопрос – это совершенно не мешает тому, как относиться к ошибке. Можно сказать: «Почему ты написал КАРОВА через А?!», можно сказать: «Смотри, ты ошибся, хорошо, теперь мы знаем, что ты не помнишь, как пишется слово «корова». И если ты сейчас напишешь это пять раз и подумаешь, почему оно пишется так, ОРО начнешь выделять, то ты на будущее запомнишь». Тогда для ребенка эта ситуация будет не ситуацией стресса, а ситуацией обучения.

Ведь дети очень зависимы от отношения взрослых. Если взрослый реагирует на ошибку: «Ааа! Какой ужас!» — то ребенок проваливается в стресс, у него мозг отключился. Если ребенку страшно, он чувствует вину и стыд – все, в этот момент обучения не происходит. Мозг так устроен, он отключает в этот момент лишние функции, все усилия мозга тратятся на то, чтобы в этот момент преодолеть стресс.

Ошибку надо приветствовать в том смысле, что она дает повод научиться, а не повод постучать указкой по голове.

— Какой совет Вы бы дали родителям детей, которые обучаются в традиционной школе, чтобы сохранить максимальный уровень познавательной активности?

Во-первых, чем больше стресс у вашего ребенка в школе, тем важнее, чтобы дома этот стресс не продолжался. То есть первая задача – это не играть со школой в игру, которая называется «молот и наковальня».

Потому что школа тоже не знает, что делать с этими детьми. Мы сейчас сталкиваемся с ситуацией, которой никогда не было в истории человечества. У нас сейчас ни один учитель не знает столько, сколько знает средний десятиклассник. Потому что если мы отправим учительницу химии писать сочинение по «Войне и миру», она не напишет. А если мы отправим учительницу литературы на химию решать контрольную, она не решит. А десятиклассник решит и напишет.

И дети не дураки, они это прекрасно понимают – что их часто учат люди, которые сами знают меньше, чем они. Не говоря уже о том, что любая из этих учительниц, которая ему рассказывает, что он будет дворником, она перед открытым уроком говорит: «Ой, Петя, у меня что-то закрылось, у меня тут ноутбук не работает, презентация не показывается, спасите-помогите». И Петя помогает, и, между прочим, не говорит ей: «Дебилка Вы, Марьванна, дворником Вам надо работать, а не учительницей литературы».

Поэтому первое, что важно – это относиться с сочувствием к тому стрессу, который часто дети испытывают. Важно, чтобы дома их ждало спокойствие, принятие и поддержка, а не вторая серия «битья по голове».

Второе, что важно – не фиксироваться на оценках, потому что оценка в современной школе – это ни о чем вообще. Ноль бит информации. Если ваш ребенок получил четверку – это может означать, что он не знает ничего, это может означать, что он знает очень прилично. Это зависит от школы, от учителя, от отношений учителя с ребенком. У нас система оценивания до такой степени не проработанная, что нет никакого смысла из-за этого переживать.

Третье, что очень важно – если вы разговариваете с учителями, старайтесь поворачивать эту ситуацию в сторону, более поддерживающую для детей. У нас же родителей вызывают в школу только для того, чтобы рассказать им, как все плохо. Ну, спросите сами: «А хорошее что-нибудь скажите про моего ребенка». Если учитель не догадывается, спросите сами. Три раза спросите, на четвертый он сам скажет. На четвертый раз, готовясь к встрече с вами, подумает: «А что хорошего в этом ребенке?» Старайтесь, чтобы эти разговоры были про то, что у ребенка уже начало получаться. Да, он не стал отличником, но раньше он вообще забывал записать задания в дневник, теперь не забывает, уже три недели. Это круто! Порадуйтесь этому вместе. Постарайтесь  внести свой вклад в то, чтобы всю эту систему перестроить на более человечный лад.

Но познавательную активность детей можно развивать не только в рамках школы. Ходите с ними в разные интересные места, разговаривайте с ними про все, что видите вокруг, делитесь с ними какими-то интересными новостями, которые вы прочитали, и этого будет абсолютно достаточно.

Главное, чтобы мы слушали их с уважением, потому что у нас часто бывает так: родители хотят с детьми поговорить про фильмы или про книги, но они же не могут просто молча послушать, они же сразу начинают объяснять, как правильно надо было. Как тебе должно было это понравиться или не должно было понравиться; как ты должен был про это подумать или не должен был подумать. Мы любой разговор начинаем использовать для нравоучения и воспитания. Детей, начиная с какого-то возраста, от этого тошнит, потом они вообще с нами не будут разговаривать ни на какие темы.

— Дети сейчас очень часто играют в планшеты, их очень тяжело отвлечь и заинтересовать какой-то другой игрой. Вот такая зависимость буквально до истерики. Как Вы думаете, есть ли какой-то способ, чтобы их вытащить из виртуальной реальности?

Ставить себе задачу вообще вытащить детей из гаджетов, наверное, некорректно, потому что мы не можем идти против времени. Дети поколения Digital не просто играют в гаджеты, они в них живут. Они в них разбираются намного лучше, чем мы. Если вы посмотрите, с какой скоростью ваш ребенок набирает смски или вотсапки, вы поймете, что вы не сможете так никогда. У него пальцев не видно, они представляют собой какое-то облачко.  Поэтому, наверное, задача должна быть не в том, как их оттуда вытащить, а в том, чтобы у них было в жизни что-то еще. Естественно, если все, что они слышат от родителей – это вопросы: «Что тебе поставили в школе?» «Почему ты до сих пор не убрал в комнате?» и «Оставь меня в покое, я устала», — то зачем им вылезать из планшета? Смысла-то нет. При этом любой ребенок, которому папа предложит, например, поиграть в футбол, не променяет это на планшет.

Рисунок Валентина «Мы с папой любим играть в футбол». Фото с сайта maam.ru

— Как еще до школы развить у детей нестандартное мышление, нестандартный образ мыслей?

Не надо ничего специально делать. Дети полны креативности. Дети дошкольного возраста полны творчества, они сама нестандартность. Если их топором не обтесывать, то они и будут такими.

У каждого возраста свои задачи. В 6 лет они очень творческие. В 9-10 лет у каждого ребенка наступает период, когда ему хочется порядка, упорядоченности и нормативности. И тогда он будет с удовольствием следовать правилам, стараться оттачивать какие-то навыки, доводить до совершенства, стремиться к аккуратности и к порядку.

Это все давно известно из возрастной психологии. Но, к сожалению, когда у нас строится школьная программа, это не учитывается, как будто этого не знают. Зачем-то семилетних детей натаскивают на то, чтобы они отступали четыре клеточки. В 7 лет у них не те участки мозга активны. В 7 лет они должны сказки сочинять, они должны мечтать о том, что все возможно, они должны руками все пробовать и развивать креативность и творческое, целостное видение мира. Давайте подождем до 10 лет – в 10 лет любой ребенок фанатеет от того, чтобы делать все как следует, аккуратно, по правилам. Другие участки мозга начинают развиваться, и у него возникает в этом потребность. Нет, у нас никто не может подождать, нужно задолбать его клеточками в 7 лет, чтобы он к 10 уже ненавидел это все.

Надо иметь дело с тем ребенком, который есть, а не с каким-то придуманным, удобным для системы. У нас уже сейчас есть такая шутка, что школа – это место, где дети мешают учителям писать отчеты.

Людмила Петрановская

— Посоветуйте, как помочь детям переживать тяжелые новости, такие как теракты, взрывы в метро и подобные?

Реакция детей на тяжелые ситуации (если не брать подростков, это несколько особая ситуация) – она полностью зависит от реакции взрослых. И если взрослые очень паникуют и тревожатся, то, конечно, и дети заражаются. Если вы сами паникуете и тревожитесь, а ребенку пытаетесь сказать, что все хорошо – он вам не поверит, потому что дети очень хорошо считывают ваше эмоциональное состояние. Поэтому, если ваши дети очень болезненно реагируют – чаще всего имеет смысл начать с себя, своего состояния, и подумать, почему меня это так тревожит. Может быть, сократить информационный поток – потому что, безусловно, это трагическая ситуация, но реально в ДТП в Москве гибнет за день больше людей, и мы не теряем из-за этого покой и сон. Это как с аэрофобией – бывает, люди боятся летать на самолетах, хотя на самом деле дорога на такси до аэропорта с точки зрения риска для жизни опаснее, чем полет на самолете. С этим успешно работает когнитивно-поведенческая терапия, она достаточно хорошо с этим помогает.

 А что Вы думаете по поводу «синих китов»?

Чем дальше, тем больше я понимаю, что это просто раскрученная пропагандистская история, целью которой является контроль над интернетом. Если будет принята регистрация для детей с 14 лет – это значит регистрация по паспорту, это значит, что анонимности никакой в интернете не будет, и любое наше высказывание в интернете будет идентифицироваться. Я думаю, это единственная цель этой кампании, потому что все это раздуто со страшной силой. Такой реакции во всех СМИ. Когда любая заштатная газетенка считала своим долгом написать про «синих китов», я даже не помню, когда в последний раз была. Все это носило характер подготовки общественного мнения.

При этом статистика не говорит о росте суицидов, статистика как раз говорит об обратной корреляции распространения интернета и подростковых суицидов. То есть более интернетизированные районы имеют меньше случаев, а больше случаев в депрессивных районах, где  детям действительно плохо, нечем заняться, некуда пойти, нет никаких перспектив, и там же меньше интернета.

Поэтому мне кажется, что все это – пропагандистская история. Дети, конечно, при этом никоим образом от интернета не отлучатся, потому что они имеют 225 способов все эти запреты обойти, и они в этом смысле гораздо лучше нас соображают.

Людмила Петрановская

Суицидальная игра «Синий кит». Иллюстрация с сайта youtube.com

Тут надо тоже сохранять голову, потому что идет эмоциональная накачка очень сильная, многие родители были просто в полном ауте от этих китов, надо как-то поспокойнее. И когда нам начинают рассказывать о том, что все те дети, которые совершили суицид, состояли в сообществах, надо понимать, что никто не совершает суицид с бухты-барахты, с утра проснувшись. Этому всегда предшествует несколько месяцев суицидальных мыслей, подавленного состояния. Естественно, в этой ситуации человек ищет такую информацию в интернете. Но это из серии «все, кто попал в ДТП, пользовались Яндекс-пробками, значит Яндекс-пробки виноваты в ДТП».

Просто так, игрушкой человека довести до самоубийства нереально. Скорее всего, у детей были какие-то еще тяжелые состояния. К сожалению, подростковый суицид – это реальность, это имеет место во всех странах.

— Скажите, чем Вы лично больше всего гордитесь из того, что вы сделали для своих детей?

Родила 🙂  Куда уж круче!

Дата публикации 19.04.2017
Автор статьи: Записала Анна Хрусталева

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *