Правда ли, что всыпать ремня
Сему очень ждали.
И дождались.
Когда уже потеряли надежду. Девять лет ожидания — и вдруг беременность!
Сема был закормлен любовью родителей. Даже слегка перекормлен. Забалован.
Мама Семы — Лиля — детдомовская девочка. Видела много жесткости и мало любви. Лиля любила Семочку за себя и за него.
Папа Гриша — ребенок из многодетной семьи.
Гришу очень любили, но рос он как перекати-поле, потому что родители отчаянно зарабатывали на жизнь многодетной семьи.
Гриша с братьями рос практически во дворе. Двор научил Гришу многому, показал его место в социуме. Не вожак, но и не прислуга. Крепкий, уверенный, себе-на-уме.
Гришины родители ждали Семочку не менее страстно. Еще бы! Первый внук!
Они плакали под окнами роддома над синим кульком в окне, который Лиля показывала со второго этажа.
Сейчас Семе уже пять. Пол шестого.
Сема получился толковым, но избалованным ребенком. А как иначе при такой концентрации любви на одного малыша?
Эти выходные Семочка провел у бабушки и дедушки.
Лиля и Гриша ездили на дачу отмывать дом к летнему сезону
Семочку привез домой брат Гриши, в воскресенье. Сдал племянника с шутками и прибаутками.
Сёма был веселый, обычный, рот перемазан шоколадом.
Вечером Лиля раздела сына для купания и заметила … На попе две красные полосы. Следы от ремня.
У Лили похолодели руки.
— Семен… — Лилю не слушался язык.
— Да, мам.
— Что случилось у дедушки и бабушки?
— А что случилось? — не понял Сема.
— Тебя били?
— А, да. Я баловался, прыгал со спинки дивана. Деда сказал раз. Два. Потом диван сломался. Чуть не придавил Мурзика. И на третий раз деда меня бил. В субботу.
Лиля заплакала. Прямо со всем отчаянием, на какое была способна.
Сема тоже. Посмотрел на маму и заплакал. От жалости к себе.
— Почему ты мне сразу не рассказал?
— Я забыл.
Лиля поняла, что Сема, в силу возраста, не придал этому событию особого значения. Ему было обидно больше, чем больно.
А Лиле было больно. Очень больно. Болело сердце. Кололо.
Лиля выскочила в кухню, где Гриша доедал ужин.
— Сема больше не поедет к твоим родителям, — отрезала она.
— На этой неделе?
— Вообще. Никогда.
— Почему? — Гриша поперхнулся.
— Твой отец избил моего сына.
— Избил?
— Дал ремня.
— А за что?
— В каком смысле «за что»? Какая разница «за что»? Это так важно? За что? Гриша, он его бил!!! Ремнем! — Лиля сорвалась на крик, почти истерику.
Правда ли, что всыпать ремня — самый доходчивый способ коммуникации для детей?Фото: EAST NEWS
— Лиля, меня все детство лупили как сидорову козу и ничего. Не умер. Я тебе больше скажу: я даже рад этому. И благодарен отцу. Нас всех лупили. Мы поколение поротых жоп, но это не смертельно!
— То есть ты за насилие в семье? Я правильно понимаю? — уточнила Лиля стальным голосом.
— Я за то, чтобы ты не делала из этого трагедию. Чуть меньше мхата. Я позвоню отцу, все выясню, скажу, чтобы больше Семку не наказывал. Объясню, что мы против. Успокойся.
— Так мы против или это не смертельно? — Лиля не могла успокоиться.
— Ремень — самый доходчивый способ коммуникации, Лиля. Самый быстрый и эффективный. Именно ремень объяснил мне опасность для моего здоровья курения за гаражами, драки в школе, воровства яблок с чужих огородов. Именно ремнем мне объяснили, что нельзя жечь костры на торфяных болотах.
— А словами??? Словами до тебя не дошло бы??? Или никто не пробовал?
— Словами объясняют и все остальное. Например, что нельзя есть конфету до супа. Но если я съем, никто не умрет. А если подожгу торф, буду курить и воровать — это преступление. Поэтому ремень — он как восклицательный знак. Не просто «нельзя». А НЕЛЬЗЯ!!!
— К черту такие знаки препинания!
— Лиля, в наше время не было ювенальной юстиции, и когда меня пороли, я не думал о мести отцу. Я думал о том, что больше не буду делать то, за что меня наказывают. Воспитание отца — это час перед сном. Он пришел с работы, поужинал, выпорол за проступки и тут же пришел целовать перед сном. Знаешь, я обожал отца. Боготворил. Любил больше мамы, которая была добрая и заступалась.
— Гриша, ты слышишь себя? Ты говоришь, что бить детей — это норма. Говоришь это, просто другими словами.
— Это сейчас каждый сам себе психолог. Псехолог-пидагог. И все расскажут тебе в журнале «Щисливые радители» о том, какую психическую травму наносит ребенку удар по попе. А я, как носитель этой попы, официально заявляю: никакой. Никакой, Лиль, травмы. Даже наоборот. Чем дольше синяки болят, тем дольше помнятся уроки. Поэтому сбавь обороты. Сема поедет к любимому дедушке и бабушке.
После того, как я с ними переговорю.
Лиля сидела сгорбившись, смотрела в одну точку.
— Я поняла. Ты не против насилия в семье.
— Я против насилия. Но есть исключения.
— То есть, если случатся исключения, то ты ударишь Сему.
— Именно так. Я и тебя ударю. Если случатся исключения.
На кухне повисло тяжелое молчание. Его можно было резать на порции, такое тугое и осязаемое оно было.
— Какие исключения? — тихо спросила Лиля.
— Разные. Если застану тебя с любовником, например. Или приду домой, а ты, ну не знаю, пьяная спишь, а ребенок брошен. Понятный пример? И Сема огребет. Если, например, будет шастать на железнодорожную станцию один и без спроса, если однажды придет домой с расширенными зрачками, если …не знаю…убьет животное…
— Какое животное?
— Любое животное, Лиля. Помнишь, как он в два года наступил сандаликом на ящерицу? И убил. Играл в неё и убил потом. Он был маленький совсем. Не понимал ничего. А если он в восемь лет сделает также, я его отхожу ремнем.
— Гриша, нельзя бить детей. Женщин. Нельзя, понимаешь?
— Кто это сказал? Кто? Что за эксперт? Ремень — самый доступный и короткий способ коммуникации. Нас пороли, всех, понимаешь? И никто от этого не умер, а выросли и стали хорошими людьми. И это аргумент. А общество, загнанное в тиски выдуманными гротескными правилами, когда ребенок может подать в суд на родителей, это нонсенс. Просыпайся, Лиля, мы в России. До Финляндии далеко.
Лиля молчала. Гриша придвинул к себе тарелку с ужином.
— Надеюсь, ты поняла меня правильно.
— Надейся.
Лиля молча вышла с кухни, пошла в комнату к Семе.
Он мирно играл в конструктор.
У Семы были разные игрушки, даже куклы, а солдатиков не было. Лиля ненавидела насилие и не хотела видеть его даже в игрушках.
Солдатик — это воин. Воин — это драка. Драка — это боль и насилие.
Гриша хочет сказать, что иногда драка — это защита. Лиля хочет сказать, что в цивилизованном обществе достаточно словесных баталий. Это две полярные точки зрения, не совместимые в рамках одной семьи.
— Мы пойдем купаться? — спросил Сема.
— Вода уже остыла, сейчас я горячей подбавлю…
— Мам, а когда первое число?
— Первое число? Хм…Ну, сегодня двадцать третье… Через неделю первое. А что?
— Деда сказал, что если я буду один ходить на балкон, где открыто окно, то он опять всыпет мне по первое число …
Лиля тяжело вздохнула.
— Деда больше никогда тебе не всыпет. Никогда не ударит. Если это произойдет — обещай! — ты сразу расскажешь мне. Сразу!
Лиля подошла к сыну, присела, строго посмотрела ему в глаза:
— Сема, никогда! Слышишь? Никогда не ходи один на балкон, где открыто окно. Это опасно! Можно упасть вниз. И умереть навсегда. Ты понял?
— Я понял, мама.
— Что ты понял?
— Что нельзя ходить на балкон.
— Правильно! — Лиля улыбнулась, довольная, что смогла донести до сына важный урок. — А почему нельзя?
— Потому что деда всыпет мне ремня…
КОММЕНТАРИЙ ЭКСПЕРТА
Подзатыльник, шлепок, удар…
Специалисты до сих пор не определились, где грань, после которой серьезный разговор перерастает в рукоприкладство
— Любой здравомыслящий человек, любой психолог вам скажет: детей бить нельзя, — считает Лариса Овчаренко, завкафедрой психологии Московского городского педагогического университета, кандидат медицинских наук. — Если взрослый бьет ребенка, то расписывается в своей несостоятельности, признается, что больше он никак не может повлиять.
— А где грань? Шлепок, подзатыльник — это что? Избиение?
— Если говорить о насилии — физическом, психологическом, то грань есть. Считать ли подзатыльник насилием? Это вечный вопрос. Я бы определила это так: неприятное действие, которое остается у ребенка в памяти. Кто-то, и получив ремнем, через день все забывает. А есть дети, которые и легкий шлепок запоминают на всю жизнь, и он может стать причиной серьезных комплексов уже во взрослой жизни.
— Как же быть? У нас родители, бабушки-дедушки не имеют научной степени по психологии.
— Родители часто действуют по наитию, находят свои системы. Любое наказание, порицание — это система неких знаков. Вот для меня самым тяжелым наказанием было, когда мама переставала со мной разговаривать. Я понимала, что маму обидела.
— А если случай запущенный? Если уже ничего, кроме рукоприкладства, не помогает?
— Если надо помочь трудному ребенку, то прежде всего надо помочь его трудному родителю. Если родитель не справляется, то сначала нужно бы ему самому сходить к психологу, разобраться, почему его собственный ребенок вызывает у него такую агрессию. Если ситуация не настолько запущена, нужно проводить семейную терапию, идти к специалисту всей семьей, вместе с ребенком.
— Но многие считают, что порка, воспитание ремнем — это семейная традиция. Вот меня папа бил, я вырос нормальным человеком. Значит, и я так буду поступать…
— В психологии это называется семейной травмой. Я не хочу сказать, что многие семьи травмированы и это такая колоссальная проблема. Но на самом деле проблема есть. Мое мнение: от физического наказания нужно отказываться. Хотя я знаю, что мои коллеги придерживаются иной точки зрения. Бывают ситуации, особенно у мальчишек в подростковом возрасте, когда их надо встряхнуть, показать физическую силу. Бывают сложные ситуации, которые нужно переломить, и физическое воздействие иногда этому способствует.
— Что может произойти с маленьким человеком, которого систематически наказывают ремнем?
— Разные сценарии могут быть. Он может вырасти и будет точно так же воспитывать своих детей. А может сформироваться другое отношение — он скажет: я никогда не буду так наказывать детей, потому что помню, как мне было больно и обидно. В физических наказаниях ведь страшна не физическая боль, а психологическая обида, которая остается на всю жизнь.
Александр МИЛКУС.
А вы как считаете, стоит ли наказывать детей ремнем или послушания можно добиться только словами? Давайте обсудим!
Стоит ли наказывать детей ремнем или послушания можно добиться только словами? Давайте обсудим: http://www.kp.ru/daily/26611/3631821/.Стоит ли наказывать детей ремнем или послушания можно добиться только словами? Давайте обсудим: http://www.kp.ru/daily/26611/3631821/
Откуда пошла традиция наказывать детей по «мягкому месту»
С древних времен на Руси было принято строго наказывать детей, считалось – если родитель любит дитя, то должен содержать его в строгости. Об этом говоря пословицы и поговорки: «Вольно тому шалить, кто смолоду не бит», «И резвому коню кнут нужен», «За добро — спасибо, а за грех — поплатись», «Поменьше корми, побольше пори – человеком вырастет».
Не хвали – лучше выпори?
Похвала для ребенка считалась опасной. В языческой Руси ей придавали большое значение. Люди верили, что злые духи или колдуны услышат, какой ребенок хороший и сглазят его. Или того хуже – украдут. Вот и говорили: хвала в очи – хуже порчи.
С крещением Руси положение не изменилось, просто теперь стали ссылаться на Ветхий Завет. В нем было точно указано, что юношей следует пороть розгами: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот наказывает…». В «Изборнике» 1076 года было указано, что дитё следует «укрощать» с младенчества и ломать ему волю, чтобы рос в послушании. А «Домострой» времен Ивана Грозного это поддерживал и призывал «не жалеть младенцев, бия».
Почему именно «по мягкому месту»?
Да потому, что бить по ягодицам – наименее травматично, довольно болезненно и весьма унизительно, ведь для порки нужно публично раздеться. Таким образом полностью исключается возможность покалечить ребенка, а при домашнем наказании следы побоев легко скрываются.
Взрослых, в отличие от детей, пороли по спине. Порка по ягодицам взрослого мужчины считалась совсем постыдным наказанием.
Пороли школьников, кадетов и даже священников
Следует сказать, что в России вплоть до XIX века в школах, в гимназиях и в семинариях учеников пороли. О крайне жестоких наказаниях в «очерках бурсы» красочно писал бывший семинарист Николай Герасимович Помяловский, которого самого «выдрали» не менее четырехсот раз! Он вспоминал, что наказание и жестокие нравы вытравили из него веру в Бога и всякое желание быть священником.
Пороли даже будущих офицеров – воспитанников кадетских корпусов. Александр Сергеевич Пушкин указывал, что это воспитывает из кадетов «палачей, а не начальников».
По данным профессора Николая Ивановича Пирогова в Киеве с 1857 по 1859 год были наказаны розгами до трети всех учеников, а в гимназии Житомира выпороли половину учеников.
Да что там говорить о детях, когда в России вплоть до конца XVIII века побить батогами могли высоких чиновников и духовенство. Лишь в 1785 году вышла жалованная грамота, в которой благородные люди освобождались от наказаний, а через 11 лет перестали пороть купцов и священников.
Антрополог Игорь Семенович Кон в статье «Телесные наказания детей в России» писал, что только в 1863 году были отменены экзекуции взрослых – запретили наказывать шпицрутенами, кошками, плетями, клеймением. От экзекуции были освобождены женщины, священники, учителя, крестьяне, занимающиеся самоуправлением.
Но розги сохранили – ими пороли крестьян, каторжников, солдат и матросов в арестантских ротах.
Детей пороть стали реже, а в 1864 году пороть запретили вообще. Однако, вплоть до 20-х годов XX столетия в деревнях и селах школьников продолжали пороть розгами самым унизительным способом – по «мягкому месту».
Сохранялись домашние наказания. Врач и этнограф Дмитрий Николаевич Жбанков в 1908 году в Москве опросил 324 студентки. Оказалось, что 75 из них были родителями высечены розгами, а 85 наказаны другими способами, в том числе их стегали вожжами.
Только в советской школе физических наказаний не было совсем. Однако, до сих пор 80% российских родителей шлепают и даже бьют ремнем своих чад по старой дедовской традиции – «по мягкому месту».
Читайте также:
Как считаете, наказывать детей ремнем можно? Мы провели опрос про наказания – и вот результаты — citydog.by
Если помните, недавно мы запустили большой родительский опрос: «А вас в детстве били ремнем? И как вообще правильно наказывать детей?», в котором спрашивали ваше мнение о наказаниях. И вот итоги.
Опрос длился неделю, а сегодня мы попросили педагогов-психологов прокомментировать его результаты.
Кристина Казачёк и Серик Оспанов
педагоги-психологи Отдела поддержки семьи и ребенка
«SOS-Детская деревня Марьина Горка»
– При составлении опроса необходимо было четко поставить цель: для чего он проводится? Для сбора информации общественного мнения по вопросам насилия над детьми либо для анализа личного опыта респондентов? На наш взгляд, вопросы в опроснике слишком «штампированы» и категоричны.
Когда мы говорим о насилии, в частности о физических наказаниях детей, разговор не может быть ровным, однозначным и не вызывающим споров. Несомненный факт заключается в том, что физическая расправа над человеком, не важно большим или маленьким, – это плохо. И так быть не должно.
Давайте разберемся: что чувствует ребенок, когда его бьют? Он чувствует себя небезопасно. Ему делают больно и обидно люди, которые должны его любить, заботиться о нем. Каждый случай насилия, физического наказания говорит ребенку о том, что он нелюбимый, ненужный, плохой. Чувство безопасности – важнейшая основа для эмоционального развития ребенка.
Не важно, ситуация насилия была лишь единожды или же случается систематически. В любом случае будут последствия. Однако важно понимать, что при частом использовании наказания, будь оно эмоциональное или физическое, последствия будут более глубокими и долгосрочными и, вероятнее всего, проявятся на всех уровнях развития личности: эмоциональном, интеллектуальном, физическом и поведенческом. Соответственно, психологическая реабилитация займет продолжительное время и процесс восстановления будет более трудоемким.
Несомненно, радует, что большинство участников опроса категорически против физического насилия над детьми. Однако социальная активность в отношении наблюдаемого насилия в окружении скорее тревожит. Стоит учесть, что культурально у нас допускаются некоторые формы насилия, и многие к ним не относятся критично. Например, часто можно услышать, что «меня били, и я человеком вырос», «подзатыльник – это не страшно», «если по-другому не понимает, можно и ремнем» и т.д.
Ставить ребенка в угол – довольно старый и не всегда эффективный метод. По сути, угол – это место изоляции, отвержения. Чаще всего родители предполагают, что чадо будет в том самом углу горько сожалеть и искренне раскаиваться о содеянном, но по факту ребенок может ковырять обои, грызть ногти, уснуть или подумать о том, какой мультик вечером посмотреть. Чаще всего ребенок в процессе просто забывает, в чем он виноват.
Безусловно, на некоторых детей этот метод имеет воздействие, но наверняка родители знают, что оно достаточно краткосрочное. Такой метод наказания впоследствии может привести к тому, что ребенок будет на автомате избегать подобных действий (которые его «приводят» в угол), а сама суть воспитательного воздействия пройдет мимо него.
Ведь важно не указать на то, что ребенок сделал плохо, и наказать его за это, а объяснить, почему так делать не стоит и к каким последствиям это может привести.
Лишение карманных денег – это, можно сказать, новый способ наказания детей. Давать карманные деньги ребенку или нет – решать родителю. Однако, чтобы избежать впоследствии недоговоренностей, этот процесс должен иметь конкретные рамки.
Сколько давать, за что давать и если лишать этого, то на каких условиях. То есть если вы вступили в «товарно-денежные» отношения с ребенком, то условия получения и лишения должны быть заранее четко оговорены и приняты всеми сторонами. Это честно по отношению к ребенку, а заодно учит быть ответственным и «платить» за свои ошибки.
Запугивание (тетя, дядя, милиционер заберет и т.д.). Когда ребенку (особенно маленькому) говорят такие фразы, он это воспринимают в буквальном смысле как отвержение. Малыш это понимает так: родной и близкий человек хочет отказаться от меня и сделает это легко в случае чего.
Такие фразы вызывают напряжение и стресс, так как нарушают базовое ощущение привязанности. Они опасны тем, что несут ребенку мысль о том, что социальное окружение небезопасно, что любой мимо проходящий может забрать, наказать, причинить вред.
Так все-таки: наказывать или нет?
Цель наказания – прекратить неподобающее поведение. Формы прекращения такого поведения должны быть ненасильственными (физически и эмоционально), без унижения и оскорбления, должны учитывать возрастные и индивидуальные особенности ребенка и самое главное – быть понятны ребенку.
У детей существует потребность в установлении границ, поэтому есть необходимость в ограничениях, в установлении четких правил. Важно сообщить ребенку, что на нарушение этих правил вы будете реагировать, и объяснить, каким образом.
Наказание должно соответствовать проступку, приводиться в исполнение с «холодной головой», быть четко ограничено во времени, действия родителей при этом должны быть согласованы, а требования, предъявляемые ребенку, – последовательны и выполнимы.
На сегодняшний день все специалисты склоняются к единой точке зрения: применять насилие в отношении детей недопустимо. Применение насилия в воспитательных целях говорит о том, что родитель расписывается в собственном бессилии: он не может, не хочет либо не знает, как найти подход к собственному ребенку. В таком случае проще донести свои требования в форме запугивания («сейчас тебя заберет та тетя»), угрозы («пойдешь в угол», «я с тобой не разговариваю», «неделя без друзей») или конкретных действий, которые могут подавить ребенка.
Современный мир готов предоставить взрослым множество возможностей для укрепления позиции осознанного родительства и расширения различных форм и способов выстраивания отношений с ребенком без использования насильственных действий.
И еще: Посмотрите, как читатели CityDog.by ответили на другие вопросы про наказания.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Читать онлайн «Сборник рассказов о порке» — RuLit
Слышу скрежет ключа в замочной скважине, ну вот и все. Уже совсем скоро я буду визжать от боли в «комнате под лестницей». Я так подозреваю, что раньше там была спальня моих родителей. Это просторная квадратная комната с прекрасным видом из окна, отделана красным деревом, в ней очень тихо и звуки, раздающиеся в этой комнате, не слышны больше ни в одной точке нашего просторного дома. Здесь же есть своя туалетная комната.
Отец мой умер много лет назад, и я его почти не помню – мне было всего 5 лет, когда это случилось. Мы с мамой живем на втором этаже, слуги занимают левое крыло первого этажа. А с этой комнатой я познакомилась, когда пошла в школу, хотя, впрочем, не совсем сразу.
Дело было так: я получила запись в дневнике – не выучила стихотворение, я даже и предположить не могла, чем это мне грозит! Мама, конечно, предупреждала меня, что учиться я должна только на «Отлично», что у меня есть для этого все данные и все условия, что она одна занимается бизнесом, тяжело работает, не устраивает свою личную жизнь – и все это ради меня. От меня же требуется – только отличная учеба и послушание. Присматривала за мной няня, она же и уроки заставляла делать, хотя мама говорила, что я должна быть самостоятельной и ругала няню за то, что она меня заставляет, считала, что я с детства должна надеяться только на себя, и учиться распределять свое время. Вот я и «распределила» – заигралась и забыла! Мать пришла с работы и проверила дневник (она это не забывала делать каждый день). Потом спокойным голосом сказала мне, что я буду сейчас наказана, велела спустить до колен джинсы и трусики и лечь на кровать попой кверху, а сама куда-то вышла. Я, наивное дитя! Так и сделала! Я думала, что это и есть наказание – лежать кверху попой!
Но каково же было мое удивление, когда через несколько минут, мать пришла, а в руках у нее был коричневый ремешок! Она сказала, что на первый раз я получу 20 ударов! В общем, ударить она успела только 1 раз. От страшной, не знакомой боли я взвыла, и быстренько перекатилась на другую сторону и заползла под кровать. Это произошло мгновенно, я сама от себя этого не ожидала! И как она не кричала, не грозила – я до утра не вылазила от туда. Там и спала. От страха не хотела ни есть, ни пить, ни в туалет.
По утрам мать рано уезжала, а мной занималась няня. Няня покормила меня и проводила в школу. Целый день я была мрачнее тучи, очень боялась идти домой, но рассказать подружкам о случившемся – было стыдно. Уроки закончились, и о ужас! За мной приехала мать.
Поговорив с учительницей, она крепко взяла меня за руку и повела к машине. Всю дорогу мы ехали молча. Приехав домой, я, как всегда, переоделась в любимые джинсики, умылась и пошла обедать, пообедала в компании мамы и няни и, думая, что все забылось, пошла делать уроки. Часа через два, когда с уроками было покончено, в мою комнату вошла мать, и спокойным голосом рассказала мне о системе моего воспитания, что за все провинности я буду наказана, а самое лучшее и правильное наказание для детей – это порка, так как «Битье определяет сознание», и, что моя попа, создана специально для этих целей. Если же я буду сопротивляться ей, то все равно буду наказана, но порция наказания будет удвоена или утроена! А если разозлю её, то будет еще и «промывание мозгов».
Потом она велела мне встать на четвереньки, сама встала надо мной, зажала мою голову между своих крепких коленей, расстегнула мои штанишки, стянула их вместе с трусами с моей попки и позвала няню. Няня вошла, и я увидела у неё в руках палку с вишневого дерева. Конечно, я сразу все поняла! Стала плакать и умолять маму не делать этого, но все тщетно. Через пару секунд – вишневый прут начал обжигать мою голую, беззащитную попу страшным огнем. Мать приговаривала – выбьем лень, выбьем лень. А я кричала и молила о пощаде! Меня никто не слышал. Но через некоторое время экзекуция прекратилась. Моя попа пылала, было очень-очень больно и обидно, я плакала и скулила, но отпускать меня никто не собирался. Мама передохнула, и сказала, что это я получила 20 ударов за лень, а теперь будет ещё 20 за вчерашнее сопротивление. Я просто похолодела от ужаса! А вишневый прут опять засвистел с громким хлопаньем опускаясь на мою уже и без того больную попу. Я уже не кричала, это нельзя было назвать криком – это был истошный визг, я визжала и визжала, мой рассудок помутился от этой страшной, жгучей, невыносимой боли. Казалось, что с меня живьем сдирают кожу. Что я больше не выдержу и сейчас умру!! Но я не умерла…
Порка закончилась, и меня плачущую, со спущенными штанами, держащуюся за попу обеими руками, повели в ванную комнату. Няня велела мне лечь на живот на кушетку, я легла, думала, что она сделает мне холодный компресс, думала, что она меня пожалеет, но не тут-то было.
Она стянула с меня болтающиеся джинсы и трусы и заставила встать на четвереньки, я взмолилась и взвыла одновременно! Думала, что меня снова будут пороть.
Но, как оказалось, мне решили «промыть мозги»! Мне стало еще страшнее! Я не могу передать словами свой ужас от неизвестности и боязни боли! В тот же момент в дырочку между половинками моей истерзанной попы вонзилась и плавно проскользнула внутрь короткая толстая палочка, я закричала, больше от страха, чем от боли, а мама с няней засмеялись. В меня потекла теплая вода, я почти не чувствовала её, только распирало в попе и внизу живота, а я плакала от стыда и обиды. Через некоторое время страшно захотелось в туалет. Но мне не разрешали вставать, а в попе все еще торчала эта противная палочка, а няня придерживала её рукой. Наконец мать разрешила мне встать и сходить в туалет.
Это наказание я помнила очень долго.
Я всегда во-время делала уроки, все вызубривала, выучивала. Часами сидела за уроками. Я всегда была в напряжении и страхе. Повторения наказания я не хотела. Так прошло три года. Начальную школу я закончила блестящей отличницей с отличным поведением. Мама была счастлива!
Вот я и в пятом классе. Новые учителя, новые предметы. Первая двойка по английскому языку…
Дома я все честно рассказала маме, и была готова к наказанию. Но в тот вечер наказывать меня она не стала. Я думала, что она изменила свою тактику моего воспитания. Сама я стала очень стараться и скоро получила по английскому четверку и две пятерки!
Неожиданно в нашем доме начался ремонт, как оказалось, в комнате, о существовании которой я не подозревала. Она располагалась под лестницей и дверь её была обита таким же материалом, как и стены, поэтому была не заметной. Через неделю ремонт закончился. Привезли какую-то странную кровать: узкую, выпуклую, с какими-то прорезями и широкими кожаными манжетами. Тогда я думала, что это спортивный тренажер – мама всегда заботилась о своей фигуре.
Еще дня через три меня угораздило получить тройку по математике и знакомство с «комнатой под лестницей» состоялось!
Вечером, после того, как мать поужинала и отдохнула, она позвала меня в новую комнату. Комната была красивой, но мрачной. В середине комнаты стояла странная кровать. Мама объяснила мне, что теперь эта комната будет служить для моего воспитания, то есть наказания. Что кровать эта – для меня. На неё я буду ложиться, руки и ноги будут фиксироваться кожаными манжетами так, что я не смогу двигаться, а попа будет расположена выше остальных частей тела. В общем – очень удобная конструкция, да еще и предусмотрено то, что я буду расти. Вот какую вещь купила моя мама! Она определенно гордилась этим приобретением, как выяснилось, сделанным на заказ! Потом она показала мне деревянный стенд. На нем был целый арсенал орудий наказания! Черный узенький ремешок, рыжий плетеный ремень, солдатский ремень, коричневый ремень с металлическими клепками, красный широкий лакированный ремень с пряжкой в виде льва, желтый толстый плетеный ремень, тоненькие полоски кожи собранные на одном конце в ручку (как я потом узнала – плетка), ремень из грубой толстой ткани защитного цвета.
Потом мы пошли в ванную комнату. Здесь мама показала прозрачное красивое корытце, в котором мокли вишневые прутья из нашего сада – это розги, сказала она.